03.04.2024

Василий ключевский полный курс лекций по истории россии. Василий Ключевский: «Эту страну трудно изучать и еще труднее управлять ею…» (Виталий Топчий)

Index

1 0 0

Василий Осипович Ключевский

(1841-1911 гг.)

историк,

крупнейший представитель

русской историографии,

академик Петербургской АН

Закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности.

Человек – это величайшая скотина в мире.

Мы низшие организмы в международной зоологии: продолжаем двигаться и после того, как потеряем голову.

Добро, сделанное врагом, так же трудно забыть, как трудно запомнить добро, сделанное другом. За добро мы платим добром только врагу; за зло мстим и врагу, и другу.

Мужчина любит женщину чаще всего за то, что она его любит; женщина любит мужчину чаще всего за то, что он ею любуется.

Семейные ссоры – штатный ремонт ветшающей семейной любви.

Только в математике две половины составляют одно целое. В жизни совсем не так: например, полоумный муж и полоумная жена – несомненно две половины, но в сложности они дают двух сумасшедших и никогда не составят одного полного умного.

Любовь женщины дает мужчине минутные наслаждения и кладет на него вечные обязательства, по крайней мере пожизненные неприятности.

Есть женщины, в которых никто не влюбляется, но которых все любят. Есть женщины, в которых все влюбляются, но которых никто не любит. Счастлива только та женщина, которую все любят, но в которую влюблен лишь один.

Женщины все прощают, кроме одного – неприятного обращения с собою.

Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.

Мужчина любит женщину, сколько может любить; женщина любит мужчину, сколько желает любить. Потому мужчина обыкновенно любит одну женщину больше, чем она того стоит, а женщина хочет любить больше мужчин, чем сколько в состоянии любить.

Мужчина любит обыкновенно женщин, которых уважает; женщина обыкновенно уважает только мужчин, которых любит. Потому мужчина часто любит женщин, которых не стоит любить, а женщина часто уважает мужчин, которых не стоит уважать.

Хорошая женщина, выходя замуж, обещает счастье, дурная – ждет его.

Мужчина падает на колени перед женщиной только для того, чтобы помочь ее падению.

Есть два рода дураков: одни не понимают того, что обязаны понимать все; другие понимают то, чего не должен понимать никто.

Есть два рода болтунов: одни говорят слишком много, чтобы ничего не сказать, другие тоже говорят слишком много, но потому, что не знают, что сказать. Одни говорят, чтобы скрыть, что они думают, другие – чтобы скрыть, что они ничего не думают.

Самое умное в жизни – все-таки смерть, ибо только она исправляет все ошибки и глупости жизни.

Высшая степень искусства говорить – уменье молчать.

Самолюбивый человек тот, кто мнением других о себе дорожит больше, чем своим собственным. Итак, быть самолюбивым – значит любить себя больше, чем других, и уважать других больше, чем себя.

Самый верный и едва ли не единственный способ стать счастливым – это вообразить себя таким.

Крепкие слова не могут быть сильными доказательствами.

Уметь разборчиво писать – первое правило вежливости.

Мужчина слушает ушами, женщина – глазами, первый – чтобы понять, что ему говорят, вторая – чтобы понравиться тому, кто с ней говорит.

Труд ценится дорого, когда дешевеет капитал. Ум ценится дорого, когда дешевеет сила.

Иногда необходимо нарушать правило, чтобы спасти его силу.

Люди самолюбивые любят власть, люди честолюбивые – влияние, люди надменные ищут того и другого, люди размышляющие презирают и то и другое.

Чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь.

Искусство – суррогат жизни, потому искусство любят те, кому не удалась жизнь.

Всего хуже сознавать себя дополнением собственной мебели.

Детальное изучение отдельных органов отучает понимать жизнь всего организма.

Сладострастие есть не что иное, как властолюбивое самолюбие, разыгранное на женских прелестях.

Когда люди, желая ссоры, не ждут ее, она и не последует; когда они ждут ее, не желая, она случится непременно.

Смерть – величайший математик, ибо безошибочно решает все задачи.

Дружба может обойтись без любви; любовь без дружбы – нет.

Жить – значит быть любимым. Он жил или она жила – это значит только одно: его или ее много любили.

Музыка – акустический состав, вызывающий в нас аппетит к жизни, как известные аптечные составы вызывают аппетит к еде.

Счастье не в том, чтобы прожить благополучно, а в том, чтобы понять и почувствовать, в чем может оно состоять.

В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений.

В мужчину, которого любят все женщины, не влюбится ни одна из них.

Мужчина видит в любой женщине то, что хочет из нее сделать, и обыкновенно делает из нее то, чем она не хочет быть.

Люди живут идолопоклонством перед идеалами, и, когда недостает идеалов, они идеализируют идолов.

В России нет средних талантов, простых мастеров, а есть одинокие гении и миллионы никуда не годных людей. Гении ничего не могут сделать, потому что не имеют подмастерьев, а с миллионами ничего нельзя сделать, потому что у них нет мастеров. Первые бесполезны, потому что их слишком мало; вторые беспомощны, потому что их слишком много.

Характер – власть над самим собой, талант – власть над другими.

Здравый и здоровый человек лепит Венеру Милосскую из своей Акулины и не видит в Венере Милосской ничего более своей Акулины.

Счастлив, кто может жену любить как любовницу, и несчастлив, кто любовнице позволяет любить себя как мужа.

Некоторые женщины умнее других дур только тем, что сознают свою глупость. Разница между теми и другими только в том, что одни считают себя умными, оставаясь глупыми; другие признают себя глупыми, не становясь оттого умными.

Дамы только тем и обнаруживают в себе присутствие ума, что часто сходят с него.

Было бы сердце, а печали найдутся.

Размышляющий человек должен бояться только самого себя, потому что должен быть единственным и беспощадным судьей самого себя.

Кто смеется, тот не злится, потому что смеяться – значит прощать.

Кто имеет друзей, которые ненавидят друг друга, тот заслуживает их общей ненависти.

Ум гибнет от противоречий, а сердце ими питается. Можно ненавидеть человека, как подлеца, а можно умереть за него, как за ближнего.

Хотеть быть чем-то другим, а не самим собой – значит хотеть стать ничем.

Истинная цель дела благотворительности не в том, чтобы благотворить, а в том, чтобы некому было благотворить.

Когда актер не понимает, кого он играет, он поневоле играет самого себя.

Газета приучает читателя размышлять о том, чего он не знает, и знать то, что не понимает.

Всем можно гордиться, даже отсутствием гордости, как от всего можно одуреть, даже от собственного ума.

Пролог XX века – пороховой завод. Эпилог – барак Красного Креста.

Дружба обыкновенно служит переходом от простого знакомства к вражде.

Верует ли духовенство в Бога? Оно не понимает этого вопроса, потому что оно служит Богу.

Разница между духовенством и другими русскими сословиями: здесь много пьяниц, там мало трезвых.

Почему от священнослужителя требуют благочестия, когда врачу не вменяется в обязанность, леча других, самому быть здоровым?

Чужой западноевропейский ум призван был нами, чтобы научить нас жить своим умом, но мы попытались заменить им свой ум.

Русское духовенство всегда учило паству свою не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями.

Славянофильство – история двух-трех гостиных в Москве и двух-трех дел в московской полиции.

Народники так умно рассуждают об основах своей жизни, что кажется, то, на чем они сидят, умнее того, чем они рассуждают о том.

Ученые диссертации, имеющие двух оппонентов и ни одного читателя.

Русская интеллигенция скоро почувствует себя в положении продавщицы конфет голодным людям.

Откровенность – вовсе не доверчивость, а только дурная привычка размышлять вслух.

Нет ничего бесцельнее, как судить или лечить трупы: их велено только закапывать.

Надобно найти смысл и в бессмыслице: в этом неприятная обязанность историка, в умном деле найти смысл сумеет всякий философ.

У них мысль не ведет за собой слов, а с трудом догоняет их.

Повесе, чтобы соблазнить женщину, нужно больше тонкого понимания людей, чем Бисмарку, чтобы одурачить Европу.

Кто из людей презирает людей, должен презирать и самого себя, потому презирать людей вправе только животные.

Популярное искусство ценно не по пользе, которую оно приносит, а по вреду, от которого спасает, доставляя менее грубое развлечение.

Мужчина занимается женщиной, как химик своей лабораторией: он наблюдает в ней непонятные ему процессы, которые сам же и производит.

Прежде их соединял хотя бы пол, а теперь только потолок.

Науку часто смешивают с знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, т. е. уменье пользоваться знанием как следует.

Человек работал умно, работал и вдруг почувствовал, что стал глупее своей работы.

Не начинайте дела, конец которого не в ваших руках.

Привычки отцов, и дурные и хорошие, превращаются в пороки детей.

Счастье не действительность, а только воспоминание: счастливыми кажутся нам наши минувшие годы, когда мы могли жить лучше, чем жилось, и жилось лучше, чем живется в минуту воспоминаний.

Жалоба, что нас не понимают, чаще всего происходит от того, что мы не понимаем людей.

У артистов от постоянного прикосновения к искусству притупляется эстетическое чувство, заменяясь эстетическим глазомером.

Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь ее.

Наше сочувствие религиозной старине не нравственное, а только художественное: мы только любуемся ее чувствами, не разделяя их, как сладострастные старики любуются молоденькими девицами, не будучи в состоянии любить их.

Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу.

В России центр на периферии.

Можно благоговеть перед людьми, веровавшими в Россию, но не перед предметом их верования.

Чтобы защитить отечество от врагов, Петр опустошил его больше всякого врага.

Наша история идет по нашему календарю: в каждый век отстаем от мира на сутки.

Под свободой совести обыкновенно разумеется свобода от совести.

Театральные слезы отучают от житейских.

Прежде дорожили лицом и скрывали тело, ныне ценят тело и равнодушны к лицу. Прежде инстинкт, как холоп, грубил и бунтовал, но и подвергался бичу, ныне он эмансипировался и пользуется уважением, как природный государь жизни.

Ее отказ приятнее иного согласия.

Спорт становится любимым предметом размышления и скоро станет единственным методом мышления.

Статистика есть наука о том, как, не умея мыслить и понимать, заставить делать это цифры.

Не будем смешивать театр с церковию, ибо труднее балаган сделать церковию, чем церковь превратить в балаган.

Робкий, но не трусливый.

Гораздо легче стать умным, чем перестать быть дураком.

В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги, важнейшие события – мысли.

Фанатизм во имя порядка готов внести анархию.

Обряд – религиозный пепел: он охраняет остаток религиозного жара от внешнего холода жизни.

Сколько времени нужно людям, чтобы понять прожитое ими столетие? Три столетия. Когда человечество поймет смысл своей жизни? Через 3 тысячи лет после своей смерти.

Атеисты всемилостивейше пожалованы в действительные статские христиане.

Большинство людей умирает спокойно потому, что так же мало понимают, что с ними делается в эту минуту, как мало понимали, что они делали до этой минуты.

Быть соседями не значит быть близкими.

В 50 лет необходимо иметь шляпу и два галстука, белый и черный: часто придется венчать и хоронить.

Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья.

Глаза – не зеркало души, а ее зеркальные окна: сквозь них она видит улицу, но улица видит душу.

Глупость самая дорогая роскошь, которую могут позволять себе только богатые люди.

Грубость стародумовского общества измеряется необходимостью доказывать материальную пользу добродетели.

Делай, что я говорю, но не говори, что я делаю, – исправленное иезуитство.

Добрый человек не тот, кто умеет делать добро, а тот, кто не умеет делать зла.

Женятся на надеждах, выходят замуж за обещания.

И москаль, и хохол хитрые люди, и хитрость обоих выражается в притворстве. Но тот и другой притворяются по-своему: первый любит притворяться дураком, а второй умным.

Из 100 остроумных один умный.

Историк задним умом крепок. Он знает настоящее с тыла, а не с лица. У историка пропасть воспоминаний и примеров, но нет ни чутья, ни предчувствий.

История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков.

Как ей не быть умной, возясь всю жизнь с такими дураками.

Красивые женщины в старости бывают очень глупы только потому, что в молодости были очень красивы.

Крупный успех составляется из множества предусмотренных и обдуманных мелочей.

Обряды – ячейки сота, которые каждый облеплял своими чувствами.

Он глуп оттого, что так красив, и не был бы так красив, если бы был менее глуп.

Она в каждом мужчине ищет мужа, потому что в муже не нашла мужчины.

Петр I готов был для предупреждения беспорядка расстроить всякий порядок.

Писатели, как родители, любят наделять свои детища свойствами, которых лишены сами. Оттого герои у Мопассана всегда глупы, а у Толстого – умны.

Под сильными страстями часто скрывается только слабая воля.

Прежде в женщине видели живой источник счастья, для которого забывали физическое наслаждение, ныне видят в ней физиологический прибор для физического наслаждения, ради которого пренебрегают счастьем.

Прямой путь – кратчайшее расстояние между двумя неприятностями.

Римские императоры обезумели от самодержавия; отчего императору Павлу от него не одуреть?

Романист, изображая чужие души, рисует свою; психолог, наблюдая свою душу, думает, что он изучает чужие.

Русский простолюдин – православный – отбывает свою веру как церковную повинность, наложенную на него для спасения чьей-то души, только не его собственной, которую спасать он не научился, да и не желает. Как ни молись, а все чертям достанется. Это все его богословие.

Русский ум ярче всего сказывается в глупостях.

Самый злой насмешник – кто осмеивает собственные увлечения.

Самый непобедимый человек – это тот, кому не страшно быть глупым.

Сидят на штыках, покрыв их газетой.

Смотря на них, как они веруют в Бога, так и хочется уверовать в черта.

Среднему статистическому пошлому человеку не нужна, даже тяжела религия. Она нужна только очень маленьким и очень большим людям: первых она поднимает, а вторых поддерживает на высоте. Средние пошлые люди не нуждаются ни в подъеме, потому что им лень подниматься, ни в опоре, потому что им некуда падать.

Старики не родятся, а только умирают и, однако, все не переводятся.

Схоластика – точильный камень научного мышления: на нем камни не режут, но об камень вострят.

Тайна искусства писать – уметь быть первым читателем своего сочинения.

Торжество исторической критики – из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чем они умалчивали.

Ученые издатели – половые науки, которые не варят и не кушают, а только подают кушанье.

Христы редко являются, как кометы, но Иуды не переводятся, как комары.

Цари – те же актеры с тем отличием, что в театре мещане и разночинцы играют царей, а во дворцах цари – мещан и разночинцев.

Цыгане известности – они известны только за границей, потому что у них нет отечества.

Человек, пользуясь разумом, умеет поступать неразумно вопреки инстинкту.

Чтобы быть ясным, оратор должен быть откровенным.

Чтобы уметь быть злым, надобно выучиться быть добрым; иначе будешь просто гадким.

Эгоисты всех больше жалуются на эгоизм других, потому что всего больше от него страдают.

Я слишком стар, чтобы стареть: стареют только молодые.

Из книги Энциклопедический словарь (К) автора Брокгауз Ф. А.

Ключевский Ключевский (Василий Осипович) – профессор русской истории в моск. дух. акд.и в моск. унив. (в последнем – с 1879 г.); в настоящее время состоит председателем моск. общества истории и древностей. Во время существования в Москве высших женских курсов проф. Герье читал

Из книги Мысли, афоризмы и шутки знаменитых мужчин автора

Василий КЛЮЧЕВСКИЙ (1841–1911) историк История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков. * * * Ученые диссертации, имеющие двух оппонентов и ни одного читателя. * * * В 50 лет необходимо иметь шляпу и два галстука, белый и черный: часто придется венчать и хоронить. * *

Из книги Большая Советская Энциклопедия (АХ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (БЕ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ДИ) автора БСЭ

Дик Иван Осипович Дик (Dic) Иван Осипович [псевдоним; настоящая фамилия и имя Дическу (Dicescu) Йон] (май 1893, Бухарест, - апрель 1938), деятель румынского рабочего движения, участник борьбы за Советскую власть в России. С 1909 - в социалистическом движении, в 1910-16 член

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ДЮ) автора БСЭ

Дюр Николай Осипович Дюр Николай Осипович , русский актёр. Воспитанник Петербургского театрального училища (1816-29; учителя по балету - К. Дидло, драматическому искусству - А. А. Шаховской), Д. в 1829 был принят в труппу Петербургского

Из книги Большая Советская Энциклопедия (КЛ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ОС) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ТО) автора БСЭ

Из книги Формула успеха. Настольная книга лидера для достижения вершины автора Кондрашов Анатолий Павлович

Из книги 10000 афоризмов великих мудрецов автора Автор неизвестен

КЛЮЧЕВСКИЙ Василий Осипович Ключевский (1841–1911) – русский историк, академик Петербургской АН.* * * В науке надо повторять уроки, чтобы хорошо помнить их; в морали надо хорошо помнить ошибки, чтобы не повторять их. Вся разница между умным и глупым в одном: первый всегда

Из книги 100 знаменитых москвичей автора Скляренко Валентина Марковна

Василий Осипович Ключевский 1841–1911 гг. Историк, крупнейший представитель русской историографии. Атеисты всемилостивейше пожалованы в действительные статские христиане.Большинство людей умирает спокойно потому, что так же мало понимают, что с ними делается в эту

Из книги Словарь афоризмов русских писателей автора Тихонов Александр Николаевич

Ключевский Василий Осипович (род. в 1841 г. – ум. в 1911 г.) Один из наиболее читаемых и чтимых российских историков второй половины XIX – начала XX века, доктор наук, профессор Московского университета и Московской духовной академии, академик Российской академии наук (1900 г.),

Из книги Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ автора Ситников Виталий Павлович

КЛЮЧЕВСКИЙ ВАСИЛИЙ ОСИПОВИЧ Василий Осипович Ключевский (1841–1911). Русский историк, академик Петербургской Академии наук. Автор монументального труда «История России с древнейших времен», книги «Афоризмы и мысли об истории», опубликованы его письма и дневники. Бездарные

Из книги Большой словарь цитат и крылатых выражений автора Душенко Константин Васильевич

Из книги автора

КЛЮЧЕВСКИЙ, Василий Осипович (1841–1911), историк 642 Государство пухло, а народ хирел. «Курс русской истории» (читался с 1879 г., опубл. в 1904–1922), лекция XLI ? Ключевский, 4:12 О России в эпоху Петра I и его преемников. 643 В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги,

Лекции по русской истории:

1. Научная задача изучения местной истории. Исторический процесс. История Культуры или цивилизации. Историческая социология. Две точки зрения в Историческом изучении - культурно-историческая и социологическая. Методологическое удобство и дидактическая целесообразность второй из них в Изучении местной истории. Схема социально-исторического процесса. Значение Местных и временных сочетаний общественных элементов в историческом изучении. Методологические удобства изучения русской истории с этой точки зрения.

2. План курса. Колонизация страны как основной Факт русской истории. Периоды русской истории как главные моменты колонизации. Господствующие факты каждого периода. Видимая неполнота плана. Исторические Факты и так называемые идеи. Различное происхождение и взаимодействие тех и Других. Когда идея становится историческим фактом? Существо и методологическое Значение фактов политических и экономических. Практическая цель изучения Отечественной истории.

3. Форма поверхности европейской России. Климат. Геологическое происхождение Равнины. Почва. Ботанические пояса. Рельеф равнины. Почвенные воды и атмосферные Осадки. Речные бассейны.

4. Влияние природы страны на историю её народа. Схема отношения человека к Природе. Значение почвенных и ботанических полос и речной сети русской равнины. Значение окско-волжского междуречья как узла колонизационного, Народнохозяйственного и политического. Лес, степь и реки: значение их в русской Истории и отношение к ним русского человека. Можно ли по современным Впечатлениям судить о действии природы страны на настроение древнего человека? Некоторые угрожающие явления в природе равнины.

5. Начальная летопись как основной источник для изучения первого периода нашей Истории. Летописное дело в древней Руси; первичные летописи и летописные своды. Древнейшие списки начальной летописи. Следы древнего киевского летописца в Начальном летописном своде. Кто этот летописец? Главные составные части Начальной летописи. Как они соединены в цельный свод. Хронологический план Свода. Нестор и Сильвестр.

6. Историко-критический разбор начальной летописи. Её значение для дальнейшего Русского летописания, ошибочность хронологической основы свода и происхождение Ошибки. Обработка составных частей свода его составителем. Неполнота древнейших Списков начальной летописи. Идея славянского единства, положенная в её основу. Отношение к летописи изучающего. Летописи 12 века. Исторические воззрения Летописца.

7. Главные факты первого периода русской истории. Два взгляда на её начало. Народы, Обитавшие в южной России до восточных славян, и их отношение к русской истории. Какие факты можно признавать начальными в истории народа? Предание начальной Летописи о расселении славян с Дуная. Иордан о размещении славян в VI в. Военный союз восточных славян на Карпатах. Расселение восточных славян по Русской равнине, его время и признаки. Обособление восточного славянства как Следствие расселения.

9. Политические следствия расселения восточных славян по русской равнине. Печенеги в южнорусских степях. Русские торговые города вооружаются. Варяги; Вопрос об их происхождении и времени появления на Руси. Образование городовых Областей и их отношение к племенам. Варяжские княжества. Сказание о призвании Князей; его историческая основа. Поведение скандинавских викингов 9 веке. В Западной Европе. Образование великого княжества киевского как первой формы Русского государства. Значение Киева в образовании государства. Обзор Изученного.

10. Деятельность первых киевских князей. Объединение восточных славянских племён Под властью киевского князя. Устройство управления. Налоги; повозы и полюдья. Связь управления с торговым оборотом. Внешняя деятельность киевских князей. Договоры и торговые сношения Руси с Византией. Значение этих договоров и Сношении в истории русского права. Внешние затруднения и опасности русской Торговли. Оборона степных границ. Русская земля в половине 11 века. Население и Пределы. Значение великого князя киевского. Княжеская дружина: её политическая и Экономическая близость к купечеству больших городов. Варяжский элемент в составе Этого купечества. Рабовладение как первоначальная основа сословного деления. Варяжский элемент в составе дружины. Разновременные значения слова Русь. Превращение племён в сословия.

11. Порядок княжеского владения русской землёй после Ярослава. Неясность порядка до Ярослава. Раздел земли между сыновьями Ярослава и его основание. Дальнейшие Перемены в распорядке наделов. Очередь старшинства во владении как основа Порядка. Его схема. Происхождение очередного порядка. Практическое его действие. Условия, его расстраивавшие: ряды и усобицы князей; мысль об отчине; выделение Князей-изгоев; личные доблести князей; вмешательство волостных городов. Значение Очередного порядка.

12. Следствие очередного порядка и условий, ему противодействовавших. Политическое раздробление русской земли в XII в. Усиление старших волостных Городов; их веча и ряды с князьями. Элементы земского единства Руси в XII в. Действие княжеских отношений на общественное настроение и сознание; общеземское Значение княжеских дружин; значение Киева для князей и народа; обобщение бытовых Форм и интересов, политический строй русской земли в XII в. Пробуждение чувства Народного единства - завершительный факт периода.

13. Русское гражданское общество XI и XII вв. Русская правда как его отражение. Два взгляда на этот памятник. Особенности русской правды, указывающие на её Происхождение. Необходимость переработанного свода местных юридических обычаев Для церковного судьи XI и XII вв. Значение кодификации в ряду основных форм Права. Византийская кодификация и её влияние на русскую. Церковно-судное Происхождение правды. Денежный счёт правды и время её составления. Источники Правды. Закон русский. Княжеское законодательство. Судебные приговоры князей. Законодательные проекты духовенства. Пособия. Которыми они пользовались.

14. Предстоящие вопросы о составлении русской правды. Следы частичной кодификации в древнерусской юридической письменности. Сведение и переработка частично Составленных статей. Составление и состав русской правды; взаимное отношение Основных её редакций. Отношение правды к действовавшему праву. Гражданский Порядок по русской правде. Предварительная заметка о значении памятников права для исторического изучения гражданского общества. Раздельная черта между Уголовным и гражданским правом по русской правде. Система наказаний. Древняя Основа правды и позднейшие наслоения. Сравнительная оценка имущества и личности Человека. Двоякое деление общества. Имущественные сделки и обязательства. Русская правда - кодекс капитала.

15. Церковные уставы первых христианских князей Руси. Церковное ведомство по Уставу Владимира святого. Пространство церковного суда и совместный Церковно-мирской суд по уставу Ярослава. Перемены в понятии преступления, в Области вменения и в системе наказаний. Денежный счёт Ярославова устава: время Его составления. Первоначальная основа устава. Законодательные полномочия Церкви. Ход церковной кодификации. Следы её приемов в уставе Ярослава. Отношение Устава к русской правде. Влияние церкви на политический порядок. Общественный Склад и гражданский быт. Устройство христианской семьи.

16. Главные явления 2 периода русской истории. Условии расстраивавшие Общественный порядок и благосостояние киевской Руси. Быт высшего общества. Успехи гражданственности и просвещения. Положении низших классов; успехи Рабовладения и порабощения. Половецкие нападения. Признаки запустения Днепровской Руси. Двусторонний отлив населения оттуда. Признаки отлива на запад. Взгляд на дальнейшую судьбу юго-западной Руси и вопрос о происхождении Малорусского племени. Признаки отлива населения на северо-восток. Значение этого Отлива и коренной факт периода.

17. Этнографические следствия русской колонизации верхнего Поволжья. Вопрос о Происхождении великорусского племени. Исчезнувшие инородцы окско-волжского Междуречья и их следы. Отношение русских поселенцев к финским туземцам следы Финского влияния на антропологический тип великоросса. На образование говоров Великорусского наречия, на народный поверья Великороссии и на состав Великорусского общества. Влияние природы верхнего Поволжья на народное хозяйство Великороссии и на племенной характер великоросса.

18. Политические следствия русской колонизации верхнего Поволжья. Князь Андрей Боголюбский и его отношение к киевской Руси: попытка превратить патриархальную Власть великого князя в государственную. Образ действия Андрея в ростовской Земле: его отношения к ближайшим родичам. К старшим городам и старшей дружине. Княжеская и социальная усобица в ростовской земле по смерти князя Андрея. Суждение владимирского летописца об этой усобице. Преобладание верхневолжской Руси над днепровской при Всеволоде 3. Действие политических успехов князей Андрея и Всеволода на настроение суздальского общества. Перечень изученных Фактов.

19. Взгляд на положение русской земли в 13 и 14 веках. Удельный порядок Княжеского владения в потомстве Всеволода III. Княжеский удел. Главные признаки Удельного порядка. Его происхождение. Мысль о раздельном наследственном владении среди южных князей. Превращение русских областных князей в служебных под Литовской властью. Сила родового предания среди Ярославичей старших линий: Отношения между Верхнеокскими и рязанскими князьями в конце XV в. Основные черты Удельного порядка, причины его успешного развития в потомстве Всеволода III. Отсутствие препятствий для этого порядка в суздальской области.

20 . Замечание о значении удельных веков в русской истории. Следствия удельного Порядка княжеского владения. Вопросы, предстоящие при их изучении. Ход удельного дробления. Обеднение удельных князей. Их взаимное отчуждение. Значение удельного Князя. Юридическое его отношение к частным вотчинникам в его уделе. Сопоставление удельных отношений с феодальными. Состав общества в удельном Княжестве. Упадок земского сознания и гражданского чувства среди удельных Князей. Выводы.

21 . Москва начинает собирать удельную Русь. Первые известия о городе Москве. Первоначальное пространство московского кремля. Экономические выгоды географического положения города Москвы. Город Москва - узловой пункт разносторонних путей. Следы ранней населенности московского края. Москва - этнографический центр Великороссии. Река Москва - транзитный путь. Политические следствия географического положения города Москвы. Москва - младший удел. Влияние этого на внешние отношения и внутреннюю деятельность московских князей политические и национальные успехи московских князей до половины XV в. I. Расширение территории княжества. II. Приобретение великокняжеского стола. III. Следствия этого успеха: приостановка татарских нашествий; московский союз князей. IV. Перенесение митрополичьей кафедры в Москве значение этой перемены для московских князей. Выводы.

22 . Взаимные отношения московских князей. - Порядок наследования. - Видимое юридическое безразличие движимого имущества и удельных владений. Отношение московского княжеского порядка наследования к юридическому обычаю древней Руси. - Отношение московских князей по родству и владению. - Усиление старшего наследника. - Форма подчинения ему младших удельных князей. - Влияние татарского ига на княжеские отношения. - Установление преемства московской великокняжеской власти в прямой нисходящей линии. - Встреча фамильных стремлений московских князей с народными нуждами Великороссии. - Значение московской усобицы при Василии Темном. - Характер московских князей

23 . Вольные городские общины. - Новгород Великий. - Его местоположение; стороны и концы. Область Новгорода; пятины и волости. - Условия и развитие новгородской вольности. - Договорные отношения Новгорода с князьями. - Управление. - Вече и его отношение к князьям. - Посадник и тысяцкий. - Суд. - Совет господ. - Областное управление. - Пригороды и их отношение к главному городу. - Заключение.

24 . Классы новгородского общества. - Новгородское боярство и его происхождение. - Житьи люди. - Купцы и черные люди. - Холопы, смерды и половники. - Земцы; происхождение и значение этого класса. - Основание сословного деления новгородского общества. - Политический быт Новгорода. - Происхождение и борьба партий княжеских и социальных. Характер и значение новгородских усобиц. - Особенности псковского политического строя и быта. - Различный характер псковского и новгородского политического порядка. - Недостатки новгородского политического быта. - Общая причина падения вольности Новгорода. - Предсказания

25 . Главные явления III периода русской истории. - Положение Русской земли в половине XV в. - Границы Московского княжества. Перемена в дальнейшем ходе собирания Руси Москвой. - Территориальные приобретения Ивана III и его преемника. - Политическое объединение Великороссии - основной факт III периода. - Ближайшие следствия этого факта. - Перемена во внешнем положении Московского княжества и во внешней политике его великих князей. Мысль о народном русском государстве и ее выражение во внешней политике Ивана III

26 . Внутренние следствия основного факта III периода. - Рост политического самосознания московского государя. - Софья Палеолог и ее значение в Москве. - Новые титулы. - Новая генеалогия и сказание о короновании Владимира Мономаха. - Вотчина и государство. - Колебания между обеими формами правления. - Порядок престолонаследия. - Расширение власти великого князя. - Запоздалость и вред удельного владения. - Нерешительное отношение к нему Ивана III и его преемников. - Состав верховной власти московского государя. - Перемена во взгляде московского общества на своего государя. - Выводы

27 . Московское боярство. - Перемена в его составе с половины XV в. - Условия и правила распорядка боярских фамилий. - Политическое настроение боярства в новом его составе. - Определение московского боярства как класса. - Местничество. - Местническое отечество. - Местнический счет простой и сложный. - Законодательные ограничения местничества. - Идея местничества. -Когда оно сложилось в систему. Значение его как политической гарантии для боярства. - Недостатки его в этом отношении

28 . Отношение боярства в новом его составе к своему государю. - Отношение московских бояр к великому князю в удельные века. - Перемена в этих отношениях с Ивана III. - Столкновения. - Неясность причины разлада. - Беседы Берсеня с Максимом Греком. - Боярское правление. - Переписка царя Ивана с князем Курбским. Суждения князя Курбского. - Возражения царя. - Характер переписки. - Династическое происхождение разлада.

29 . Обстоятельства, подготовившие учреждение опричнины. - Необычный отъезд царя из Москвы и его послания в столицу. - Возвращение царя. - Указ об опричнине. - Жизнь царя в Александровской слободе. - Отношение опричнины к земщине. - Назначение опричнины. - Противоречие в строе Московского государства. - Мысль о смене боярства дворянством. - Бесцельность опричнины. - Суждение о ней современников

30 . Характеристика царя Ивана Грозного

31 . Состав удельного общества. - Состав московского служивого класса. - Элементы служилые. - Элементы неслужилые; горожане-землевладельцы, приказные, служилые по прибору. - Иноземцы. - Количественное отношение составных элементов по племенному происхождению. - Лестница чинов. Численность военно-служилого класса. - Внешнее положение государства. - Войны на северо-западе. - Борьба с Крымом и ногаями. - Оборона северо-восточных границ. - Береговая служба. - Линии оборонительных укреплений. - Сторожевая и станичная служба. - Тяжесть борьбы. - Вопрос о хозяйственном и военном устройстве служилого класса и поместная система

32 . Поместное земледелие. - Мнения о происхождении поместного права. - Происхождение поместного землевладения. - Поместная система. - Ее правила. - Поместные и денежные оклады. - Поместное верстание. - Пожитки.

33 . Ближайшие следствия поместной системы. - I. Влияние поместного принципа на вотчинное землевладение. Мобилизация вотчин в XVI в. - II. Поместная система как средство искусственного развития частного землевладения. - III. Образование уездных дворянских обществ. - IV. Появление служилого земледельческого пролетариата. - V. Неблагоприятное влияние поместного землевладения на города. - VI. Влияние поместной системы на судьбу крестьян.

34 . Вопрос о монастырских вотчинах. - Распространение монастырей. - Монастыри в северо-восточной России. - Пустынные монастыри. - Монастыри-колонии. - Колонизаторская деятельность Троицкого Сергиева монастыря. - Значение пустынных монастырей. - Древнерусский месяцеслов. - Древнерусская агиография. - Состав и характер древнерусского жития. - Мирские монастыри. - Основатели пустынных монастырей. - Странничество и поселение отшельника в пустыне. - Пустынный общежительный монастырь

35 . Способы земельного обогащения монастырей. - Земли жалованные. - Вклады по душе и для пострижения. - Купли и другие сделки. - Вредные следствия монастырского землевладения для самого монашества. - Монастырские кормы. - Упадок монастырской дисциплины. - Неудобства монастырского землевладения для служилых людей и государства. - Вопрос о монастырских вотчинах. - Нил Сорский и Иосиф Волоцкий. - Собор 1503 г. - Литературная полемика по вопросу. - Законодательные попытки сдержать земельное обогащение монастырей

36 . Связь монастырского землевладения с крепостным правом. - Крестьяне в XV и XVI вв. - Виды сельских поселений. Отношение жилой пашни к пустоте. Разряды землевладельцев. - Отношения крестьян: 1) к землевладельцам, 2) к государству. - Общественное устройство крестьян. - Вопрос о сельской общине. - Крестьянин в своем земледельческом хозяйстве. - Подмога, ссуда, льготы. - Крестьянские участки. - Повинности. - Заключение.

37 . Мнение о прикреплении крестьян в конце XVI в. - Закон 1597 г. о беглых крестьянах и предполагаемый указ об общем прикреплении крестьян. - Порядные конца XVI и начала XVII в. - Хозяйственные условия, подготовлявшие крепостную неволю крестьян. - Поземельное прикрепление черных и дворцовых крестьян. - Рост ссуды и усиление личной зависимости крестьян владельческих. - Крестьянские свозы и побеги и законодательные меры против них. - Положение владельческого крестьянства в начале XVII в. - Выводы

38 . Обзор пройденного. - Управление в Московском государстве XV-XVI вв. - Неблагоприятные условия его устройства. Общий взгляд на его устройство и характер. - Управление удельного княжества. - Бояре веденные и боярская дума. - Наместники и волостели. - Значение кормлений. - Перемены в центральном управлении Московского государства с половины XV в. - Приказы и боярская дума. - Характер их деятельности

39 . Перемены в областном управлении. - Нормировка кормлений. - Доклад и судные мужи. - Губное управление. - Его состав. - Ведомство и процесс. - Характер и значение. - Два вопроса. - Отношение губного управления к кормленщикам. - Земская реформа. - Ее причины. - Введение земских учреждений. - Ведомство и ответственность земных властей. Верное управление. - Характер и значение реформы

40 . Управление и общество. - Дробность и сословный характер местного самоуправления. Неудача всесословного начала. - Необходимость объединения местных учреждений. - Земские соборы. - Сказание о соборе 1550 г. - Разбор сказания. Состав соборов 1566 и 1598 гг. - Служилые и торгово-промышленные люди в их составе. - Земской собор и земля. Значение соборного представителя. - Порядок соборных совещаний. - Значение крестоцелования. - Связь соборов с местными мирами. - Происхождение и значение земских соборов. - Мысль о всеземском соборе. - Московское государство в конце XVI в

41 . Взгляд на IV период русской истории. - Главные факты периода. - Взаимные противоречия в соотношении этих фактов. - Влияние внешней политики на внутреннюю жизнь государства. - Ход дел в IV периоде в связи с этим влиянием. - Государство и политическое сознание общества. - Начало Смуты. - Конец династии. Царь Федор и Борис Годунов. - Поводы к Смуте. Самозванство

42 . Последовательное вхождение в Смуту всех классов общества. - Царь Борис и бояре. - Лжедмитрий I и бояре. - Царь Василий и большое боярство. - Подкрестная запись царя Василия и ее значение. - Среднее боярство и столичное дворянство. - Договор 4 февраля 1610 г. и московский договор 17 августа 1610 г. - Их сравнение. - Провинциальное дворянство и земский приговор 30 июня 1611 г. - Участие низших классов в Смуте

43 . Причины Смуты. - Династическая ее причина: вотчинно-династический взгляд на государство. - Взгляд на выборного царя. - Причина социально-политическая: тягловый строй государства. - Общественная рознь. - Значение самозванства в ходе Смуты. - Выводы. - Второе ополчение и очищение Москвы от поляков. - Избрание Михаила. - Причины его успеха

44 . Ближайшие следствия Смуты. - Новые политические понятия. - Их проявления в Смуту. - Перемена в составе правительственного класса. - Расстройство местничества. - Новая постановка верховной власти. - Царь и боярство. - Боярская дума и земской собор. - Упрощение верховной власти. - Боярская попытка 1681 г. Перемена в составе и значении земского собора. - Разорение. - Настроение общества после смуты.

45 . Внешнее положение Московского государства после Смуты. - Задачи внешней политики при новой династии. - Западная Русь со времени соединения Литвы с Польшей. - Перемены в управлении и в сословных отношениях. - Города и магдебургское право. - Люблинская уния. - Ее следствия. - Заселение степной Украины. - Происхождение казачества. - Малороссийское казачество. - Запорожье

46 . Нравственный характер малороссийского казачества. - Казаки становятся за веру и народность. - Рознь в казачестве. - Малороссийский вопрос. - Вопросы балтийский и восточный. - Европейские отношения Московского государства. - Значение внешней политики Москвы в XVII в

47 . Колебания во внутренней жизни Московского государства XVII в. - Два ряда нововведений. - Направление законодательства и потребность в новом своде законов. - Московский мятеж 1648 г. и его отношение к Уложению. - Приговор 16 июля 1648 г. о составлении Уложения и исполнение приговора. - Письменные источники Уложения. - Участие соборных выборных в его составлении. - Приемы составления. Значение Уложения. - Новые идеи. - Новоуказанные статьи

48 . Затруднения правительства. - Централизация местного управления; воеводы и губные старосты. - Судьба земских учреждений. - Окружные разряды. Сосредоточение центрального управления. Окружные разряды. - Сосредоточение центрального управления. - Приказы Счетных и Тайных дел. - Сосредоточение общества. - Основные и переходные классы. - Образование сословий. - Служилые люди. - Посадское население; возврат закладников в посадское тягло

49 . Крестьяне на землях частных владельцев. - Условия их положения. - Холопство в древней Руси. - Происхождение холопства кабального. - Апрельский указ 1597 г. - Задворные люди. - Появление крепостной крестьянской записи. - Ее происхождение. - Ее условия. - Крепостные крестьяне по Уложению 1649 г. - Крестьянские животы. - Податная ответственность за крепостных крестьян. - Отличие крепостного крестьянства от холопства в эпоху Уложения

50 . Господа и крепостные. - Крепостное право и земский собор. - Общественный состав земского собора в XVII в. - Численный состав его. - Выборы. - Ход дел на соборах. - Политический характер соборов. - Условия их непрочности. - Мысль о земском соборе в торговых классах. - Распадение соборного представительства. Что сделал земской собор XVII в. - Обзор сказанного

51 . Связь явлений. - Войско и финансы. - Окладные налоги: косвенные; прямые - деньги данные и оборочные, ямские, полоняничные, стрелецкие. - Писцовые книги. - Неокладные сборы. - Опыты и реформы. - Соляная пошлина и табачная монополия. - Медные кредитные знаки и московский бунт 1662 г. - Живущая четверть. - Подводное тягло и переписные книги. - Сословная разверстка прямых налогов. - Финансы и земство. - Распространение тягла на задворных людей. Распределение народного труда между государственными силами. - Чрезвычайные налоги. - Роспись доходов и расходов 1680 г.

52 . Недовольство положением дел в государстве. - Его причины. - Его проявления. Народные мятежи. - Отражение недовольства в памятниках письменности. - Кн. И.А. Хворостинин. - Патриарх Никон. - Григ. Котошихин. - Юрий Крижанич.

53 . Западное влияние. - Его начало. - Почему оно началось XVII в. - Встреча двух иноземных влияний и их различие. - Два направления в умственной жизни русского общества. - Постепенность западного влияния. - Полки иноземного строя. - Заводы. - Помыслы о флоте. - Мысль о народном хозяйстве. - Новая немецкая слобода. - Европейский комфорт. - Театр. - Мысль о научном знании. - Первые проводники его. - Научные труды киевских ученых в Москве. Начатки школьного образования. - С. Полоцкий

54 . Начало реакции западному влиянию. - Протест против новой науки. - Церковный раскол. - Повесть о его начале. - Как обе стороны объясняют его происхождение. - Сила религиозных обрядов и текстов. - Психологическая его основа. - Русь и Византия. - Затмение идеи вселенской церкви. - Предание и наука. Национально-церковное самомнение. - Государственные нововведения. - Патриарх Никон

55 . Положение русской церкви при вступлении Никона на патриарший престол. - Его идея вселенской церкви. - Его новшества. - Чем Никон содействовал церковному расколу? - Латинобоязнь. - Признания первых старообрядцев. - Обзор сказанного. - Народно-психологический состав старообрядства. - Раскол и просвещение. - Содействие раскола западному влиянию

56 . Царь Алексей Михайлович. - Ф.М. Ртищев

57 . А.Л. Ордин-Нащокин

58 . Князь В.В. Голицын. - Подготовка и программа реформы

59 . Жизнь Петра Великого до начала Северной войны. - Младенчество. - Придворный учитель. - Учение. - События 1682 г. - Петр в Преображенском. - Потешные. - Вторичная школа. - Нравственный рост Петра. - Правление царицы Натальи. - Компания Петра. - Значение потех. Поездка за границу. - Возвращение

60 . Петр Великий, его наружность, привычки, образ жизни и мыслей, характер

61 . Внешняя политика и реформа Петра Великого. - Задачи внешней политики. - Международные отношения в Европе. - Начало Северной войны. - Ход войны. - Ее влияние на реформу. - Ход и связь реформ. - Порядок изучения. - Военная реформа. - Формировка регулярной армии. - Балтийский флот. - Военный бюджет

62 . Значение военной реформы. - Положение дворянства. - Дворянство столичное. - Троякое значение дворянства до реформы. - Дворянские смотры и разборы. - Малоуспешность этих мер. - Обязательное обучение дворянства. - Порядок отбывания службы. - Разделение службы. - Перемена в генеалогическом составе дворянства. - Значение изложенных выше перемен. Сближение поместий и вотчин. - Указ о единонаследии. - Действие указа

63 . Крестьяне и первая ревизия. - Состав общества по Уложению. Вербовка и наборы. - Подушная перепись. - Расквартирование полков. - Упрощение общественного состава. - Подушная перепись и крепостное право. - Народнохозяйственное значение подушной переписи

64 . Промышленность и торговля. - План и приемы деятельности Петра в этой области. - I. Вызов иностранных мастеров и фабрикантов. - II. Посылка русских людей за границу. - III. Законодательная пропаганда. - IV. Промышленные компании, льготы, ссуды и субсидии. - Увлечения, неудачи и успехи. - Торговля и пути сообщения

65 . Финансы. - Затруднения. - Меры для их устранения. - Новые налоги; доносители и прибыльщики. - Прибыли. - Монастырский приказ. - Монополии. Подушная подать. - Ее значение. Бюджет 1724 г. - Итоги финансовой реформы. Помехи реформе.

66 . Преобразование управления. - Порядок изучения. - Боярская Дума и приказы. - Реформа 1699 г. - Воеводские товарищи. - Московская ратуша и Курбатов. - Подготовка губернской реформы. - Губернское деление 1708 г. - Управление губернией. - Неудача губернской реформы. - Учреждение Сената. - Происхождение и значение Сената. - Фискалы. - Коллегии

67 . Преобразование Сената. - Сенат и генерал-прокурор. - Новые перемены в местном управлении. - Комиссары от земли. - Магистраты. - Начала новых учреждений. - Различие основ центрального и областного управления. - Регламенты. Новое управление на деле. - Разбои

69 . Русское общество в минуту смерти Петра Великого. - Международное положение России. - Впечатление смерти Петра в народе. - Отношение народа к Петру. - Легенда о царе-самозванце. - Легенда о царе-антихристе. - Значение обеих легенд для реформы. - Перемена в составе высших классов. - Образовательные их средства. Заграничное обучение. - Газета. - Театр. - Народное просвещение. - Школы и преподавание. - Гимназия Глюка. - Начальные школы. - Книги; ассамблеи; учебник светского обхождения. - Правящий класс и его отношение к реформе

70 . Эпоха 1725-1762 гг. - Престолонаследие после Петра I. - Воцарение Екатерины I. - Воцарение Петра II. - Дальнейшие смены на престоле. - Гвардия и дворянство. - Политическое настроение высшего класса - верховный тайный совет. - Князь Д.М. Голицын. - Верховники 1730 г

71 . Брожение среди дворянства, вызванное избранием герцогини Анны на престол. - Шляхетские проекты. - Новый план князя Д. Голицына. - Крушение. - Его причины. - Связь дела. 1730 г. с прошедшим. - Императрица Анна и ее двор. - Внешняя политика. - Движение против немцев

72 . Значение эпохи дворцовых переворотов. - Отношение правительств после Петра I к его реформе. - Бессилие этих правительств. - Крестьянский вопрос. - Обер-прокурор Анисим Маслов. - Дворянство и крепостное право. - Служебные льготы дворянства: учебный ценз и срок службы. - Укрепление дворянского землевладения: отмена единонаследия; дворянский заемный банк; указ о беглых; расширение крепостного права; сословная очистка дворянского землевладения. - Отмена обязательной службы дворянства. - Третья формация крепостного права. - Практика права

75 . Основной факт эпохи. - Императрица Екатерина Вторая. - Ее происхождение. - Двор Елизаветы. - Положение Екатерины при дворе. - Образ действий Екатерины. - Ее занятия. - Испытания и успехи. - Граф А.П. Бестужев-Рюмин. - Екатерина при императоре Петре 3 Третьем. - Характер

79 . Судьба центрального управления по смерти Петра 1. - Преобразование областного управления. - Губернии. - Губернские учреждения, административные и финансовые. - Губернские судебные учреждения. - Противоречия в строе губернских учреждений. - Жалованные грамоты дворянству и городам. - Значение губернских учреждений 1775 г.

81 . Влияние крепостного права на умственную и нравственную жизнь русского общества. - Культурные запросы дворянского общества. - Программа дворянского образования. - Академия наук и университет. - Казенные и частные учебные заведения. - Домашнее воспитание. - Нравы дворянского общества. - Влияние французской литературы. - Проводники французской литературы. - Результаты влияния просветительной литературы. - Типические представители образованного дворянского общества. - Значение царствования императрицы Екатерины II. - Увеличение материальных средств. Усиление социальной розни. - Дворянство и общество

85 . Царствование Николая 1. Задачи. - Начало царствования Николая 1 Первого. - Кодификация. - Собственная канцелярия. - Губернское управление. - Рост бюрократии. Крестьянский вопрос. - Устройство государственных крестьян. - Законодательство о крестьянах. - Его значение

86 . Очерк важнейших реформ Александра 2 Второго. - Крепостное население. - Помещичье хозяйство. - Настроение крестьян. - Вступление на престол Александра 2. - Подготовка крестьянской реформы. - Секретный комитет по крестьянским делам. - Губернские комитеты. - Проекты реформы. - Редакционные комиссии. - Основные черты Положения 19 февраля 1861 года. - Поземельное устройство крестьян. - Крестьянские повинности и выкуп земли. - Ссуда. - Выкупные платежи. - Земская реформа. - Заключение

Василий Осипович Ключевский, вероятно, самый популярный русский историк. Его мало кто читал, но многие цитируют сакраментальное: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков» . Немалая часть величия Ключевского заключается в способности облекать самые сложные идеи в краткие и хлесткие афоризмы. Если Карамзин был Пушкиным русской историографии, недосягаемым в своей прекрасности; Соловьев — ее Толстым, обстоятельным и монументальным; то Ключевский был Чеховым — метким, парадоксальным, часто желчным, умеющим одной крохотной деталью сказать вообще все.

Тем обиднее, что Ключевский так и не написал собственной «Истории России» — при его дарованиях это была бы книга, выдающаяся не только в научном, но и в литературном отношении, этакий пандан к Карамзину. Но обобщающим трудом Ключевского стало издание его курса лекций по русской истории, подготовленное по собственным планам и заметкам, а также по студенческим конспектам. Оно выходило с 1904 года, в эпоху буйного цветения русской науки и культуры, среди политического смятения и всеобщего переосмысления ценностей.

Как и его учитель Сергей Соловьев, Ключевский был разночинцем, который достиг высокого положения и громадного авторитета в обществе своими научными занятиями. Сходство с Чеховым усугублялось его простонародным провинциальным происхождением и самоощущением человека, который всего добился сам. Ключевскому ничего в жизни не досталось даром, он знал цену труду, деньгам, славе, и те, кто относился к этим вещам слишком легко, его раздражали. В поздние годы, уже в XX веке, он был живой легендой, оплотом здравомыслия, свойственного предыдущему столетию; послушать его — поджарого, бодрого ехидного старика — набивались полные аудитории. Он до конца дней своих живо интересовался не только историей, но и текущей политикой, настаивал, что политика — это «прикладная история». Короче говоря, это был настоящий старорежимный русский интеллигент, хотя он сам, наверное, обиделся бы на такое определение — русскую интеллигенцию, мнящую себя солью земли, он презирал.

Отец Ключевского, Иосиф (Осип) Васильевич, был священником в селе Воскресеновке Пензенской губернии. В его приходской школе будущий историк и начал свое образование. В 1850 году отец умер. Полунищая семья перебралась в Пензу. Там Ключевский в 1856 году (пятнадцати лет от роду) поступил в духовную семинарию — выходцам из поповских семей полагалось тоже становиться попами. Он был одним из лучших учеников. Зарабатывал на жизнь репетиторством. Наконец решил связать жизнь не с церковью, а с наукой, отчислился из семинарии — и в 1861 году, взяв денег у дяди, поехал в Москву поступать в университет на историко-филологический факультет.

Время было захватывающее. Московский университет, и историко-филологический факультет в частности, переживал расцвет. Ключевский слушал лекции (декана факультета) по русской истории, Федора Буслаева — по древнерусской словесности, Николая Тихонравова — по истории русской литературы, Памфила Юркевича — по истории философии, Бориса Чичерина — по истории русского права. Все это были крупнейшие специалисты в своих областях, основатели собственных научных школ и вообще настоящие звезды. Кроме того, в том самом 1861 году, когда началась московская студенческая жизнь Ключевского, свершилась долгожданная «крестьянская реформа» — отменили крепостное право.

Московское разночинное студенчество, к которому принадлежал и Ключевский, было едва ли не главным рассадником радикальных политических идей.

Дмитрия Каракозова, одного из первых русских революционеров-террористов (пытался застрелить царя Александра II в 1866 году), Ключевский лично знал еще по Пензе — был репетитором у его брата. Впрочем, сам Ключевский к политическому движению не примкнул, предпочтя студенческой вольнице учебу. Его кумирами были не революционные трибуны вроде Николая Чернышевского, чрезвычайно популярного у молодежи 1860-х годов, а университетские профессора. Ключевский на всю жизнь остался умеренным либералом: сочувствуя многим новым политическим веяниям, веря в благотворность наступающего в России капитализма, всячески подчеркивая связь занятий отечественной историей с гражданственностью, он был категорическим противником любого радикализма и любых потрясений.

Поначалу Ключевский считал себя скорее филологом, чем историком, и находился под большим влиянием профессора Федора Буслаева (кстати, тоже уроженца Пензы). Этот ученый в 1858 году издал первую «Историческую грамматику русского языка», а в 1861-м — «Исторические очерки русской народной словесности и искусства», в которых доискивался первоисточников «блуждающих» мифов индоевропейских народов (прежде всего германцев и славян). Однако в конечном итоге Ключевский переключился на историю, и свою дипломную работу в 1865 году он писал по совершенно исторической теме «Сказания иностранцев о Московском государстве». После защиты диплома 24-летний Ключевский по представлению Соловьева остался при кафедре русской истории для подготовки к профессорскому званию. А дипломная работа была издана университетской типографией в следующем году и стала первой печатной работой молодого ученого.

Соловьев, у которого в разгаре была работа над «Историей России с древнейших времен», поручал самым способным своим ученикам специальные исследования, материалами которых впоследствии пользовался в своем капитальном труде. В частности, Ключевский стал разрабатывать для него тему монастырского землепользования. Звучит ужасно скучно, но сюжет вообще-то крайне любопытный. Важнейшие русские монастыри, такие как Кирилло-Белозерский или Соловецкий, возникали на диких окраинах обитаемого мира как убежища отшельников, но со временем становились хозяйственными центрами и форпостами цивилизации. Такая «монастырская колонизация» сыграла немаловажную роль в расширении русского культурного и хозяйственного ареала. Этому Ключевский посвятил свою следующую опубликованную работу под малообещающим названием «Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае» (1867).

Занятия историей монастырей привели Ключевского к пристальному изучению житий святых — основателей и насельников монастырей. Исследованию их как исторического источника была посвящена его магистерская диссертация, защищенная в 1871 году. Ключевский рассчитывал найти в житиях то, чего недоставало в летописях, — бытовых подробностей, сведений о хозяйстве, о нравах и обычаях. Исследовав их несколько тысяч, он пришел к выводу, что они — не биографии, как иконы — не портреты; они пишутся не затем, чтобы рассказать нечто о конкретном человеке, а затем, чтобы дать образец праведной жизни; все жития представляют собой, по сути, вариации одного и того же текста, почти не содержат конкретных исторических деталей и потому историческим источником служить не могут. Как источниковедческое исследование эта работа была безупречна, и Ключевский получил звание магистра истории, но собственно историческими результатами работы над житиями он был разочарован.

Звание магистра давало Ключевскому право преподавать в высших учебных заведениях. Самую престижную кафедру русской истории — университетскую — по-прежнему занимал Соловьев. Зато он уступил ученику место преподавателя истории в Александровском военном училище. Кроме того, Ключевский преподавал в таком консервативном заведении как Московская духовная академия и таком либеральном как Высшие женские курсы. Последние были частной затеей Владимира Герье, приятеля Ключевского, тоже историка. Женщин тогда в университеты не принимали — разве что изредка допускали в качестве вольнослушательниц, то есть позволяли учиться, но не давали дипломов. Характерный пример тогдашнего интеллигентского либерализма: Буслаев, Тихонравов и многие другие крупнейшие профессора Московского университета одновременно преподавали и на Женских курсах.

Впрочем, широта взглядов Ключевского по «женскому вопросу» имела известные пределы. Его записные книжки полны весьма едких замечаний по адресу женщин. Например:

«Дамы только тем и обнаруживают в себе присутствие ума, что часто сходят с него».

В 1879 году умер Соловьев, и 38-летний Ключевский стал его преемником на кафедре русской истории Московского университета — в отсутствие придворного историографа (звание не присуждалось после смерти Карамзина) это была фактически главная должность в отечественной исторической науке.

Время, когда Ключевский заступил на эту почетную должность, — это уже не эйфорическое время «Великих реформ». В 1881 году террористы-«народовольцы» убили императора Александра II. Сменивший его Александр III, потрясенный страшной смертью отца (тому взрывом оторвало ноги), принялся «закручивать гайки». Относительно либеральных министров и царских советников, идеологов «Великих реформ» и их последователей — Дмитрия Милютина, Михаила Лорис-Меликова, Дмитрия Замятнина, — сменили отменные мракобесы во главе с обер-прокурором Святейшего Синода Константином Победоносцевым.

В числе прочих «контрреформ» этих деятелей был новый университетский устав 1884 года, который вводил в университетах дисциплину почти казарменную; «циркуляр о кухаркиных детях» 1887 года, рекомендовавший не принимать в гимназии и прогимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию»; и закрытие Высших женских курсов в 1888 году (прощальную речь говорил Ключевский, и в ней он провозгласил «веру в ум и сердце русской женщины»). Победоносцев без обиняков говорил, что эти и другие его меры призваны законсервировать сословную структуру общества и вообще «подморозить Россию». Боялись революции.

Ключевский первым из профессоров русской истории отказался от хронологического изложения событий, предоставляя студентам осваивать общую «сюжетную канву» по учебникам или по тем же 29 томам Соловьева. В своих лекциях он анализировал и строил концепции.

Что касается теоретических основ, Ключевский всю жизнь оставался верным последователем своих учителей Сергея Соловьева и Бориса Чичерина. Говоря штампами XIX века, он был гегельянцем, западником и представителем «государственной», или «юридической» историографической школы. Это означает, собственно говоря, довольно простой набор базовых убеждений. Во-первых, всемирная история — это единый процесс, в котором разные народы, жившие в разное время, участвуют в разной степени. Локомотивом всемирной истории является Европа. Россия — часть Европы, но, в силу географических особенностей и проистекающих из этого особенностей исторического развития, весьма своеобразная. Во-вторых, ведущей силой исторического развития является государство: оно сплачивает народ, направляет его к общей цели и дает средства ее достижения, делает народ участником всемирно-исторического процесса. Государство рождается из «кристаллизации» родовых отношений в обширном правящем семействе.

В первооснове этих представлений — гегельянство с его идеей всемирной истории как поступательного процесса развития мировой цивилизации (в понятиях самого Гегеля, создания Мировым разумом совершенного государства). Этой привычной исторической философии во второй половине XIX века немецкий мыслитель Генрих Рюккерт, а чуть позже — русский Николай Данилевский противопоставили подход, который мы теперь называем цивилизационным. Его исходный постулат: никакого единого всемирно-исторического процесса нет, отдельные «естественные группы» людей живут каждая своей, обособленной исторической жизнью. Эти группы Данилевский называет «культурно-историческими типами», а мы, вслед за британским историком Арнольдом Тойнби (работавшим уже в ХХ веке), — цивилизациями. Таких «типов» Данилевский насчитывает десять, и Запад («германо-романский тип») — лишь один из них, ныне временно доминирующий. Россию Данилевский относит к новому, еще только нарождающемуся — и, само собой, самому совершенному — славянскому культурно-историческому типу.

Данилевский не был профессиональным историком. По образованию он был ботаник, по призванию — публицист. Его концепция, в отличие от более поздних и гораздо более строгих цивилизационистских построений того же Тойнби, была, собственно говоря, не исторической, а скорее политической — это была программа панславизма, объединения под эгидой России всех славянских народов в противопоставлении их Западу, который, разумеется, вырождается и вот-вот погибнет.

В этом было много обиды на Европу после унизительного поражения в Крымской войне, с которого началась для России вторая половина XIX века.

И кстати сказать, идеи Данилевского при его жизни (он умер в 1885 году) большой популярностью не пользовались — его считали просто очередным славянофилом. Мы упоминаем его здесь лишь потому, что цивилизационный подход пользуется немалой популярностью в наше время.

Как бы там ни было, вопрос, существует ли вообще всемирная история как единый поступательный процесс, был во второй половине XIX века не праздным. Как уже было сказано, Ключевский, вместе со всем русским профессиональным историческим сообществом своего времени, считал, что существует.

Специализацией Ключевского была социальная и экономическая история Московской Руси (преимущественно XVI-XVII веков). Его докторская диссертация, защищенная в 1882 году, была посвящена Боярской думе как «маховому колесу древнерусской администрации». Сам ученый причислял себя к «социологическому направлению» исторической науки — учению о «многообразных и изменчивых счастливых или неудачных сочетаниях внешних и внутренних условий развития, какие складываются в известных странах для того или другого народа на более или менее продолжительное время». Из этого учения, как надеялся Ключевский, со временем должна выработаться «наука об общих законах строения человеческих обществ, приложимых независимо от преходящих местных условий».

Плоды занятий Ключевского исторической социологией — «Происхождение крепостного права в России» (1885), «Подушная подать и отмена холопства в России» (1886), «Состав представительства на земских соборах Древней Руси» (1890). Помимо общего курса русской истории, он читал специальные курсы по истории сословий и истории права, ежегодно вел семинары по отдельным письменным памятникам, преимущественно юридическим (в 1880/1881 учебном году — по «Русской правде» и Псковской судной грамоте, в 1881/1882-м — по Судебнику Ивана Грозного, в 1887/1888-м — по договорам Олега и Игоря с Византией, сохранившимся в составе Начальной летописи).

Будучи экономическим историком, Ключевский обращал внимание на взаимоотношения людей не только между собой, но и с окружающей средой. В этом аспекте основным фактором русской истории он считает освоение земли, непрестанную экспансию: «История России — это история страны, которая колонизируется». На Западе германское племя франков завоевывает римскую провинцию Галлия — получается Франция; на Восточноевропейской же равнине, а затем в Сибири и Азии, восточные славяне расселяются широко, без масштабных конфликтов подчиняя или ассимилируя малочисленные, рассеянные местные племена.

Периоды русской истории по Ключевскому — это этапы колонизации. Причем для каждого этапа характерны особые формы политического и экономического быта, связанные главным образом с приспособлением к осваиваемой территории: «Русь Днепровская — городовая, торговая» (Киевская Русь VIII-XIII веков), «Русь Верхневолжская — удельно-княжеская, вольно-земледельческая» (XIII-XV века), «Русь Московская — царско-боярская, военно-землевладельческая» (XV-XVII века) и «Россия императорско-дворянская, крепостническая».

В то самое время, когда Ключевский читал студентам Московского университета лекции о решающем значении колонизации в истории России, в Университете Висконсина к аналогичным выводам относительно американской истории пришел Фредерик Джексон Тернер. В 1893 году 32-летний профессор Тернер опубликовал пространную исследовательскую статью под названием «Значение фронтира в американской истории», в которой доказывал, что специфика американских социальных, политических и экономических институтов объясняется существованием Дикого Запада. На протяжении всего XIX века американцы не знали дефицита земли: любой, кому не находилось места в цивилизованных штатах на востоке страны, мог отправиться на запад, на фронтир. Там были свои законы, там царило право сильного, там не было бытовых удобств, но там была свобода и почти неограниченные возможности. Все новые и новые волны колонизаторов, осваивая западные леса и прерии, отодвигали фронтир все дальше и дальше на запад, все ближе к Тихому океану.

Понятное дело, что столетняя история американской колонизации Дикого Запада и тысячелетняя история славянской колонизации Восточноевропейской равнины и Сибири — явления разных порядков, но типологическое сходство примечательно. И тем более примечательно, какие разные последствия имели эти процессы: в Америке, по Тернеру, освоение фронтира выковало в народе индивидуалистический, независимый, агрессивный дух; тогда как в России, по Ключевскому, именно непрестанная колонизация привела к тому, что крепостное право стало краеугольным камнем государства. Приветствуя крестьянскую реформу 1861 года, Ключевский рассчитывал, что теперь освоение Сибири приобретет такой же предпринимательский характер, как освоение американского Дикого Запада. Нечто подобное воображал себе и премьер-министр Петр Столыпин, когда в 1906 году, в ходе аграрной реформы, стал заманивать крестьян в Сибирь бесплатной землей и свободой от сельской общины.

Соловьев, прослеживая становление русской государственности и считая петровские преобразования завершением этого многовекового процесса, испытывал большие трудности при написании истории России XVIII века (начиная с 18-го тома): его повествование лишилось стержня, организующей идеи. «Колонизационная» теория Ключевского работает и для XVIII-го, и для XIX-го, и даже для ХХ века: в нее прекрасно вписываются, скажем, освоение целины в 1950-е годы и превращение Западносибирской нефтегазоносной провинции в фундамент советской и российской экономики, начиная с 1960-х.

В 1887-1889 годах Ключевский был деканом историко-филологического факультета и проректором Московского университета. В 1893-1895 годах в качестве домашнего преподавателя читал курс всеобщей и отечественной истории великому князю Георгию Александровичу, сыну императора Александра III и младшему брату наследника престола Николая Александровича (будущего Николая II). Привлекать ведущих профессоров к обучению царских детей было обычным делом: Буслаев, Соловьев и другие учителя Ключевского одновременно преподавали цесаревичу Николаю Александровичу (он умер в 1864 году, после чего наследником престола стал Александр Александрович, будущий Александр III). С Георгием Александровичем ситуация осложнялась тем, что он болел чахоткой и, по рекомендации врачей, жил на грузинском курорте Абастумани, так что Ключевскому пришлось провести там два учебных года. Его подготовительные конспекты для лекций по истории Европы после Французской революции и по истории России от Екатерины II до Александра II изданы в 1983 году под заглавием «Абастуманские чтения».

У Ключевского, как у всякого русского либерального интеллигента, были сложные отношения с властью.

С одной стороны, он состоял на государевой службе в Императорском Московском университете, учил царских детей, а с 1893 года — еще и председателем Московского общества истории и древностей российских, уважаемой научной организации, пользующейся покровительством царской семьи. С другой стороны, будучи разночинцем, выходцем из социальных низов, он не мог сочувствовать крайне консервативной, антидемократической политике Александра III, его подозрительности по отношению к профессуре и студенчеству как разносчикам «опасного вольнодумства». С третьей стороны, революционный террор «Народной воли» и других подобных радикальных организаций Ключевского ужасал.

В 1894 году на заседании Общества истории и древностей российских Ключевский произнес речь «Памяти в Бозе почившего государя императора Александра III». Нормальный дежурно-верноподданнический некролог, такие произносились тогда едва ли не на каждом публичном собрании. Даже сам жанр речи, не говоря уж о ее статусе, не предполагал сколько-нибудь серьезного обсуждения личности и наследия умершего императора. Тем не менее на ближайшей после заседания лекции в университете Ключевский впервые в своей карьере услышал из аудитории свист.

Ключевский не сдавался. В 1904 году он произнес прочувствованную речь по случаю 25-летия со дня смерти своего учителя Сергея Соловьева, и в ней, говоря о значении занятий историей, между прочим заметил по поводу отмены крепостного права и реализации этого решения: «Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу». Он и в «контрреформах», и в откровенном низовом саботаже дела освобождения крестьян видел не просто вредительство чиновников и бывших помещиков, лишенных привычных вековых привилегий, — он видел в этом продолжение развития общественных сил, которые после царского манифеста 1861 года никуда не делись. Как ни крути, затронуты кровные интересы могущественного класса людей, — как к ним ни относись, просто игнорировать их нельзя. Радикалы в такой позиции видели соглашательство.

Официальной вершины своей научной карьеры — звания ординарного академика — Ключевский достиг в 1900 году, будучи 59 лет от роду. В 1905 году, вскоре после той самой речи памяти Соловьева с рассуждением о том, как «старина преображала реформу», разразилась Первая русская революция. Не на шутку перепуганное правительство и император Николай II поспешили провозгласить демократизацию политической системы и в феврале 1905 года пообещали учредить парламент — Государственную Думу. В Петергофе начались совещания по поводу того, как бы это половчее сделать. Ключевского пригласили на них в качестве эксперта по народному представительству — в конце концов, среди его крупнейших научных достижений было исследование социального состава и функционирования Боярской думы и земских соборов (которые, впрочем, как установил Ключевский, были не органами народного представительства, а соответственно сословной административной структурой и формой совещания верховной власти со своими агентами на местах).

Проект Думы как законосовещательного органа, выборы в который не были ни прямыми, ни всеобщими, ни равными, не устроил никого. В октябре началась всероссийская забастовка, которая вынудила Николая II пойти на новые уступки: манифестом от 17 октября он провозгласил дарование России базовых гражданских свобод (в том числе свободу слова, собраний и объединения в политические партии), а также учреждение Думы на принципах всеобщих выборов.

Государственный совет из фактически не работающего законосовещательного органа при царе превратился в верхнюю палату парламента. Половину его членов назначал император, вторую половину избирали по куриям: от православного духовенства, от дворянских собраний, от губернских земских собраний (местных органов самоуправления), от деловых общественных организаций. И была еще «академическая курия», избиравшая шестерых членов Государственного совета «от Академии наук и университетов». В апреле 1906 года Ключевский вошел в число этих шестерых, но тут же отказался от этой чести, поскольку из-за специфической процедуры избрания не чувствовал должной независимости. Вместо этого он решил баллотироваться в Государственную Думу (туда выборы были прямыми) от либеральной Конституционно-демократической партии, возглавляемой его учеником Павлом Милюковым (про него мы подробнее расскажем в следующий раз).

Но выборы Ключевский провалил, и этим закончилось его недолгое и неудачное хождение в политику.

Ключевский умер в 1911 году, будучи 70 лет от роду. Созданная им в Московском университете историографическая школа, отдающая приоритет изучению социально-экономических отношений, определяла мейнстрим русской исторической науки вплоть до утверждения марксистского учения в качестве «единственно верного», и даже после этого, под названием «буржуазного экономизма», являлась точкой отсчета для советских исследователей: они отталкивались от Ключевского, критикуя, споря или уточняя его, как историки XIX века отталкивались от Карамзина.

Собственно говоря, у Ключевского было все, что требовалось марксистам:

первичность экономики и вторичность политики, классовая структура общества, последовательное выведение причин событий и явлений из внутренней логики развития общества, а не из внешних факторов, признание незначительности «шумихи государственных мероприятий», — только у Ключевского, как немарксиста, все это было «неправильно» интерпретировано.

Соловьева советская власть больше привечала: тот факт, что он всецело принадлежал XIX веку, позволял безбоязненно провозглашать его, «буржуазного» историка, «прогрессивным». Ключевский уже был старшим современником Ленина, и его приходилось считать «реакционным».

Мышление Соловьева было всецело научным, синтетическим: во всех исторических событиях и явлениях он видел процессы. Ключевский недаром писал, помимо исторических исследований, рассказы и даже стихи (то и другое — преимущественно в сатирическом жанре) — он обладал мышлением художническим. Если в изложении Соловьева отдельные исторические личности представали не более чем функциями, «узлами» тех самых процессов; то Ключевский, оставаясь на той же строго научной почве, возродил карамзинскую традицию живых исторических портретов. Он вернул в историческую науку психологизм — не в сентиментальном карамзинском духе, с разделением на героев и злодеев, а скорее в духе литературной «натуральной школы», для которой индивидуальные характеры были произведением и отражением своего времени и своей общественной среды. Для Соловьева опричнина Ивана Грозного — это не более чем очередной этап борьбы государственного быта с родовым, петровские преобразования — неизбежный результат развития русского общества в XVII веке. Ключевский же, признавая за этими явлениями то же общеисторическое значение, уделяет особое внимание образу действий государей, видя в нем и проявление их личных темпераментов, и наглядные иллюстрации господствующих нравов и понятий соответствующих эпох.

Ярчайший образчик этого «научно-художественного», «докудраматического» метода Ключевского — полушуточное исследование «Евгений Онегин и его предки», с которым он выступил в Обществе любителей российской словесности в 1887 году, по случаю 50-летия смерти Пушкина. Вымышленная «реконструкция» родословной вымышленного героя в виде галереи исторических портретов его «предков»: «какого-нибудь Нелюб-Незлобина, сына такого-то», неграмотного провинциального дворянина второй половины XVII века; «меланхолического комиссара» петровской эпохи, ученого «по латиням» и заведующего снабжением солдат сапогами; по-заграничному образованного «навигатора», пытаного при Анне Иоанновне в застенках за «неосторожное слово про Бирона»; бравого екатерининского гвардейца, поверхностно увлеченного идеалами Просвещения и закончившего свою жизнь в русской глуши «вечно пасмурным брюзгой» с парижскими манерами — эта «реконструкция» Ключевского — это, сути, краткий очерк истории определенного социального слоя и тех «детских травм», которые сделали этот слой таким, каким он стал. Это и фельетон в духе раннего Чехова (тот в 1887 году как раз расцветал), и достойный поклон величественной тени Пушкина, и блистательное научно-популярное произведение.

У русской историографии, как и у русской литературы, был свой Серебряный век. Ключевский не был его активным деятелем, но сыграл в нем огромную роль: многие крупнейшие ученые Серебряного века, в том числе Павел Милюков и Алексей Шахматов, были его учениками.

Среди всех дореволюционных профессоров России Василию Осиповичу Ключевскому принадлежит едва ли не самое первое место как знаменитому, общепризнанному лектору. В аудиториях Московского университета во время его лекций яблоку негде было упасть. Слушатели теснились в проходах, кольцом окружали кафедру.

Не только студенты историки и филологи, для которых, собственно, и читался курс русской истории, были его слушателями математики, физики, химики, медики - все стремились прорваться на лекции Ключевского через строгую охрану надзирателей - по-тогдашнему, «педелей». Лекции Ключевского буквально опустошали аудитории на других факультетах.

Говорить о мастерстве лектора и анализировать его приемы вообще нелегко, особенно потомкам. Никто не догадался запечатлеть лекции Ключевского в звукозаписи, хотя в те годы фонограммы уже возникали (ведь дошли же до нас голоса Шаляпина, Неждановой). Но как трудно говорить об исполнительском мастерстве выдающихся артистов или музыкантов прошлых времен, о которых сохранены лишь воспоминания зрителей и слушателей, так или почти так же трудно судить о выдающемся лекторском таланте.

Попробуем все же вникнуть в особенности мастерства Ключевского на основе сохранившихся высказываний самого лектора и впечатлений его многочисленных слушателей.

Успех лекции определяется, прежде всего, ее содержанием, а не просто мастерством произнесения. Более того, мастерство устной передачи мыслей в великой степени зависимо от содержания последних. Как бы ни была красива и образна речь, если она несет в себе ценное, приковывающее внимание содержание, лишь тогда звучит.

Ключевский был буржуазным историком, учеником знаменитого С. М. Соловьева. В течение всей творческой жизни ему не удалось вырваться из рамок идеалистического мировоззрения, но ему было в нем тревожно и неуютно. Мы постоянно видим его в поисках новых решений, он осознает новые проблемы, стоящие перед наукой, его влечет к себе изучение социальной истории, классов, экономики. Его уже давно не удовлетворяет основное положение историко-юридической школы о государстве как творце истории.

Ключевский начал преподавание с 1870-х годов и читал лекции до 1909 года. Этот период насыщен великими новыми явлениями - ростом рабочего класса, революционной борьбой, возникновением партии рабочего класса.

Ключевский не смог стать на правильные материалистические позиции в поисках исторической правды, но сумел отразить в своем преподавании многое новое, назревшее и в эпохе, и в исторической науке. Он дал слушателям большой материал о формировании классов феодально-крепостного общества, по-новому, резко-разоблачительно изложил историю российского самодержавия и российской аристократии - от боярства до дворянства. Он считал российского дворянина незаконным владельцем крестьян и огромных земельных имений. Молодая аудитория живо откликалась лектору, ее тревожили те же вопросы, творческий характер лекций был дорог слушателям.

Ключевский был современником двух революционных ситуаций (1859 - 1861 и 1879 - 1880 гг.), видел первую в России революцию 1905 - 1907 годов. Общественное движение революционных эпох всегда вызывает потребность в новых исторических трудах, в глубоком понимании прошлого своей страны. В этих условиях рождался «Курс русской истории» Ключевского. Он стремился, как мог, ответить на потребность времени.

5 декабря 1879 года Ключевский прочел в «большой словесной» Московского университета свою первую лекцию университетского курса, посвятив ее приемникам Петра I. Лекция была встречена восторженной овацией. Передовое студенчество без устали аплодировало профессору, оказавшемуся «своим». Об этой лекции позже вспоминали как о выступлении, провозгласившем лозунг «свободы», которой столь не доставало реформам Петра. Текст именно этой лекции, к сожалению, не дошел до нас, но сохранились воспоминания слушателей. Ключевский, пишет один из них, «полагал, что реформы Петра не дали желаемых результатов; чтобы Россия могла стать богатой и могучей, нужна была свобода. Её не видела Россия XVIII века. Отсюда, так заключал Василий Осипович, и государственная ее немощь» .

Из этого свидетельства ясно, что политические лозунги звучали уже в первой университетской лекции Ключевского. В литографированных изданиях его лекционных курсов, близких к этому времени, мы найдем ясные антидворянские мотивы и мысли, направленные на развечание самодержавия и дворянства.

«По известным нам причинам... - записывал лекцию университетский слушатель Ключевского 1882 года, - после Петра русский престол стал игрушкою для искателей приключений, для случайных людей, часто неожиданно для самих себя вступавших на него... Много чудес перебывало на русском престоле со смерти Петра Великого, - бывали на нем... и бездетные вдовы и незамужние матери семейств, но не было еще скомороха; вероятно, игра случая направлена была к тому, чтобы дополнить этот пробел нашей истории. Скоморох явился». Речь шла о Петре III. Так с университетской кафедры еще не говорили о доме Романовых.

В студенческой записи лекции об императрице Елизавете мы найдем зародыш хорошо известной ее характеристики, вошедшей позже в IV том «Курса» Ключевского. Студент записал: «Это была веселая и набожная царица: от вечерни ездила на бал и с бала к заутрене. Вечно вздыхая об иноческой жизни, она оставила после себя гардероб в несколько тысяч платьев». Что касается Екатерины II, то она «была такою же политической случайностью, каких много бывало на русском престоле в XVIII веке».

Лекция была антидворянской по общему звучанию. Нигде не только не восхвалялось дворянство, а подчеркивалась антинародная его сущность: «По смерти Петра, - записывал студент, - пороки пробудились и были удовлетворены в дворянском сословии. Этим создалось довольно странное политическое положение дворянства к половине XVIII столетия: оно было носителем свободы (ведь оно ее получило от царя в 1762 году в манифесте о вольности дворянства! - М. Н.) и образования в русском обществе; оно вместе с тем, освободившись от повинностей, сохранило за собой все права, которые прежде основывались на этих повинностях. Таким образом, дворянство своим значением нарушило основное начало государственного порядка».

Теперь откроем IV том «Курса русской истории» В. О. Ключевского, вышедший в 1910 году, где находится именно эта лекция. «Скоморох», конечно, исчез, очевидно, в силу цензурных условий. Позже рецензенты тома спрашивали в своих опубликованных отзывах: «А где же «скоморох»? Но вот как окончательно и подробно отработал лектор характеристику Елизаветы: «Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспиталась среди новых европейских веяний и преданий благочестивой отечественной старины... от вечерни она шла на бал, а с бала поспевала к заутрене, благоговейно чтила святыни и обряды русской церкви, выписывала из Парижа описания придворных версальских банкетов и фестивалей, до страсти любила французские спектакли и до тонкости знала все гастрономические секреты русской кухни. Послушная дочь своего духовника о[тца] Лубянского и ученица французского танцмейстера Рамбура, она строго соблюдала посты при своем дворе, так что гастроному канцлеру А. П. Бестужеву-Рюмину только с разрешения константинопольского патриарха дозволено было не есть грибного, и во всей империи никто лучше императрицы не мог исполнить менуэта и русской пляски... Невеста всевозможных женихов на свете от французского короля до собственного племянника... она отдала свое сердце придворному певчему из черниговских казаков, и дворец превратился в музыкальный дом: выписывали и малороссийских певчих, и итальянских певцов, а чтобы не нарушить цельности художественного впечатления, те и другие совместно пели и обедню и оперу... карта Европы лежала перед ней в ее распоряжении, но она так редко на нее заглядывала, что до конца жизни была уверена в возможности проехать в Англию сухим путем, - и она же основала первый настоящий университет в России - Московский» .

Ключевский неустанно работал над текстом лекций, над их содержанием, образностью, стройностью. Структура лекции была ясна студенту. Лекция состояла из сравнительно немногих отделов, логически тесно связанных между собой, вытекающих один из другого. Обработка содержания лекций, их свежесть, новизна, отчетливость построения - первое и самое значительное требование лекторского искусства.

Все свидетельства об обаянии лекций Ключевского, сведенные воедино, к какой бы стороне его лекционной деятельности они ни относились, убедительно говорят о важнейшем, о том, что они шли навстречу глубокой необходимости для слушателей понять прошлое своей страны, получить ясное представление о ее путях и движении. Соглашались или нет слушатели с концепцией Ключевского, принимали ее целиком или перерабатывали по-своему, уносили ли они с лекций запас готовых выводов или только осознание острых, но еще не решенных проблем эпохи, - все они уходили с лекций в какой-то мере обогащенными. Среди слушателей Ключевского были и марксисты, будущие деятели Коммунистической партии - М. Н. Покровский, И. И. Скворцов-Степанов, В. П. Волгин и другие.

Замечательным свойством Ключевского-лектора, даже его «главной привлекательностью», по выражению одного из учеников, было умение «необычайно просто изложить самые трудные сюжеты, вроде, например, вопроса о возникновении земских соборов, вопроса о происхождении крепостного права» и др. А. Ф. Кони говорит о «неподражаемой ясности и краткости» Ключевского. Есть афоризм самого Ключевского о необходимости простоты: «Мудрено пишут только о том, чего не понимают».

Остановимся теперь на других сторонах лекционного мастерства Ключевского и его особенностях.

Каждая лекция Ключевского была праздником.

Педели стояли у дверей «большой словесной», где обычно читал Ключевский, пытались пропускать по студенческим билетам только тех, кому надлежало слушать курс по расписанию, но «студенты всяких курсов и специальностей напирали силой, шли стеной», прижимали педеля к косяку дверей и «вваливались толпой» в аудиторию, в которой уже с утра смирно сидели более предприимчивые и догадливые. Любопытно, что в толпе были и те, кто уже слушал этот курс Ключевского, но неудержимо стремился послушать его еще раз. Забивались проходы и подступы к кафедре.

В «большую словесную», малоуютную, но зато вмещавшую в данных условиях по пятисот слушателей, если не больше, с трудом входил своей быстрой, но осторожной походкой, слегка согнувшись, профессор Ключевский, в очках. Пробираясь через толпу к кафедре, он обыкновенно начинал лекцию сразу, по некоторым свидетельствам, еще на ступеньках, ведущих к кафедре.

Когда позже лекции его перевели в самую большую, так называемую «богословскую» аудиторию, размещаться слушателям стало значительно удобнее. И резонанс тут был куда лучше, чем в «большой словесной» (вопрос о резонансе в аудитории очень важен для лектора). Часом раньше Ключевского тут шла богословская лекция, начинавшаяся «при более чем скромном количестве слушателей, но чем более близилась она к концу, тем более прибывало народу, и лектор-богослов кончал ее при переполненном зале. Разгадка была проста - слушатели Ключевского стремились занять места в аудитории заблаговременно...» .

Тишина устанавливалась в аудитории немедленно, «жуткая», «многоговорящая» тишина, как пишет один из слушателей.

В первой половине своей лекционной деятельности Ключевский читал сидя. Затем привык читать стоя. На кафедре обычно лежали какие-то записки, в которые, впрочем, он почти не заглядывал. Некоторым казалось, что он читал по-написанному, а не говорил. Но подавляющее число свидетельств не подтверждает этого впечатления. Ключевский говорил, изредка заглядывая в свои записки, «со склоненным не то к рукописи, не то к аудитории корпусом», иногда приподнимая руку «в уровень с открытым лбом», откидывая прядь волос. Одни говорят о «зажмуренных глазах», другие - об остром сверкании глаз. Очевидно, бывало и то и другое. «Его лицо приковывало к себе внимание необыкновенной нервной подвижностью, за которой сразу чувствовалась утонченная психическая организация». Прядь волос всегда «характерно свешивалась поперек лба, прикрывая давний шрам на голове». Глаза, полускрытые за стеклами очков, иногда «на краткий миг» «сверкали на аудиторию черным огнем, довершая своим одухотворенным блеском силу обаятельности этого лица», вспоминает его ученик А. А. Кизеветтер. «Сухую и изможденную» фигуру Ключевского «злые языки сравнивали с допетровским подъячим, а добрые - с идеальным типом древнего летописца», - пишет другой слушатель .

Портрет историка В. О. Ключевского. 1909 год.

Удивительное дело, все до одного свидетели говорят, что Ключевский всегда читал «тихо»: «негромкий, спокойный голос» (М. М. Богословский), «тихий голос», «слабый голос» (А. Ф. Кони), «тихая речь» (А. А. Кизеветтер), «слабый голос» (В. Уланов) - на этом сходятся все. Вместе с тем все говорят о «привлекательном», даже «необыкновенно привлекательном» голосе, о «прозрачности звуковой стороны». При тихой речи она была слышна каждому в аудитории, набитой сотнями человек. Отсюда естественное предположение: у Ключевского, очевидно, был поставлен голос, иначе он не мог бы достичь этого эффекта. Может быть, он обладал голосом, поставленным от природы. Но если вспомнить, что он пел и что в семинарии, в которой обучался, пение было обязательным предметом, можно предположить, что помощь природе пришла и оттуда.

Был еще у Ключевского (он очень любил музыку) и какой-то внутренний музыкальный ритм в построении фраз. Один из его слушателей говорил ему на юбилее, а этой мысли не выдумаешь для торжества: «В ваших лекциях нас поражала музыка вашей блестящей речи». Музыки нет без ритма. А ритм в построении фразы у Ключевского легко заметить в его работах, изобилующих ритмичным строением предложений.

Тут мы встречаемся с удивительным явлением.

Ключевский был заикой. В самом раннем детстве все было как будто благополучно. Но в девятилетнем возрасте мальчик пережил страшное потрясение. Его отец, которого он очень любил, погиб трагической смертью. Он отправился на рынок в соседнее село за покупками на зиму, попал, возвращаясь, в страшную грозу на трудной дороге в гористой местности, и то ли захлебнулся в огромном потоке воды, то ли был задавлен опрокинувшимся возом. Может быть, и удар молнии сделал свое дело. Семья бросилась на поиски. Внезапно перед глазами девятилетнего мальчика предстала проселочная дорога с глубокими черными колеями, и на дороге лежит его отец, мертвый... Видимо, с этого потрясения и началось заикание Ключевского.

В духовном училище, куда его отдали учиться, он заикался так сильно, что тяготил этим преподавателей. Они не знали, что делать с учеником, и держали его в училище за умственную одаренность, жалея сироту. Со дня на день мог встать вопрос об его отчислении, ведь школа готовила церковнослужителей, заика не мог быть ни священником, ни пономарем. Вопрос стоял, так сказать, о профессиональной пригодности ученика. В создавшихся условиях Ключевский мог и вовсе не получить никакого образования... Заикание затруднило ученье, мальчик стал отставать по арифметике, нелегко давалось вначале изучение древних языков - греческого, латинского.

Средств для приглашения репетитора у матери - бедной вдовы, конечно, не было, и она слезно умолила заняться с мальчиком одного из учеников старшего отделения. Точно имени его мы не знаем, но есть основания предположить, что это был семинарист Василий Покровский, младший брат которого, Степан был одноклассником Ключевского. Одаренный и сведущий юноша сумел так подойти к мальчику и интуитивно нашел такие способы борьбы с заиканием, что оно почти что исчезло. В числе приемов преодоления недостатка был такой: медленно и отчетливо выговаривать концы слов, даже если ударение на них не падало. Ключевский не преодолел заикания до конца, но совершил чудо - маленьким паузам, непроизвольно возникавшим в речи, он сумел придать вид смысловых художественных пауз, дававших речи своеобразный и обаятельный колорит. Его недостаток превратился в характерную индивидуальную черточку, «в милую особенность», как пишет его ученик профессор М. М. Богословский.

Непрерывный и напряженный труд - основа развития лекторского дара. В биографии Ключевского преодоление заикания - первая ранняя предпосылка этого развития.

Долгая и упорная борьба с природным недостатком содействовала, очевидно, прекрасной дикции Ключевского: он «отчеканивал» каждое предложение и «особенно окончания произносимых им слов так, что для внимательного слушателя не мог пропасть ни один звук, ни одна интонация негромко, но необыкновенно ясно звучащего голоса» пишет его ученик профессор А. И. Яковлев.

Темп речи был всегда медленным: «Неторопливость лекции была такова, что при небольшом навыке можно было... записывать, не пользуясь стенографией, буквально слово в слово, как она произносилась». Определение «чеканности» употребляют, не сговариваясь, многие слушатели: один пишет о «чеканной речи», другой - «о неторопливом чекане речи» и т. п.

А. Ф. Кони говорит о «чудесном русском языке» Ключевского, «тайной которого он владел в совершенстве» . Словарь Ключевского очень богат. В нем множество слов художественной речи, характерных народных оборотов, немало пословиц, поговорок, умело применяются живые характерные выражения старинных документов.

Ключевский находил простые, свежие слова. У него не встретишь штампов. А свежее слово радостно укладывается в голове слушателя и остается жить в памяти. Вот несколько примеров из лекций Ключевского. Описывая природу России и русского человека в ней, лектор отмечал особенную любовь его к реке: «На реке он оживал и жил с ней душа в душу. Он любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил в песне таких ласковых слов, - и было за что. При переселениях река указывала ему путь, при поселении она - его неизменная соседка: он жался к ней, на ее непоемном берегу ставил свое жилье, село или деревню. В продолжение значительной постной части года она и кормила его. Для торговца она - готовая летняя и даже зимняя ледяная дорога, не грозила ни бурями, ни подводными камнями: только вовремя поворачивай руль при постоянных капризных извилинах реки да помни мели, перекаты»

В одной из лекций «Курса русской истории» Ключевского раскрывается вопрос о влиянии природы на народное хозяйство великоросса и на его национальный характер. В этом знаменитом тексте богато привлечены раскрывающие тему русские поговорки, пословицы, приметы. Великороссия «со своими лесами, топями и болотами на каждом шагу представляла поселенцу тысячи мелких опасностей... Это приучало великоросса зорко следить за природой, смотреть в оба, по его выражению... не соваться в воду, не поискав броду...». Наблюдения над природой и свой хозяйственный опыт великоросс «старался привязать к святцам, к именам святых и к праздникам. Церковный календарь - это памятная книжка его наблюдений над природой и вместе дневник его дум над своим хозяйственным житьем-бытьем. Январь - году начало, зиме середка. Вот с января уже великоросс, натерпевшийся зимней стужи, начинает подшучивать над нею. Крещенские морозы - он говорит им: трещи, трещи - минули водокрещи; дуй не дуй - не к рождеству пошло, а к великодню. Однако 18 января еще день Афанасия и Кирилла: афанасьевские морозы дают себя знать, и великоросс уныло сознается в преждевременной радости: Афанасий да Кирилло забирают за рыло. 24 января память преподобной Ксении: Аксиньи - полухлебницы-полузимницы: ползимы прошло, половина старого хлеба съедена. Примета: какова Аксинья, такова и весна. Февраль - бокогрей, с боку солнце припекает; 2 февраля сретение, сретенские оттепели: зима с летом встретились. Примета: на сретенье снежок - весной дождёк. Март теплый, да не всегда: и март на нос садится. 25 марта благовещенье. В этот день весна зиму поборола. На благовещенье медведь встает. Примета: каково благовещенье, такова и святая. Апрель - в апреле земля преет, ветрено и теплом веет. Крестьянин настораживает внимание: близится страдная пора хлебопашца. Поговорка: апрель сипит да дует, бабам тепло сулит, а мужик глядит, что-то будет. А зимние запасы капусты на исходе. 1 апреля Марии Египетской. Прозвище ее: Марья - пустые щи. Захотел в апреле кислых щей!»

Все отмечают у Ключевского неизменно правильное построение фразы, в которой были на месте «все оттенки синтаксического и этимологического сцеплений». Некоторые критики и литературоведы даже упрекали Ключевского за «чрезмерно правильное» грамматическое построение предложений. При этом в устной речи не было никаких оговорок, поправок, повторов, никакого «любимого» словесного «мусора», вроде постоянных «так сказать», «изволите ли видеть» и тому подобного, затыкающих паузы, когда лектор ищет подходящее слово. Эти «затычки» обычно вызывают у слушателей досаду и скуку. Язык Ключевского был свободен и от стертых словесных шаблонов, каждое слово было удачно выбрано, звучало как живое, новое .

Но при этом небыстром, отчетливом, отчеканенном произнесении фраз удивительно богатыми и разнообразными оказывались интонации - редкое искусство Ключевского. Он владел музыкой разнообразнейших интонаций, связанных в то же время с живыми изменениями мимики лица. Слышавшие его говорят о голосе, «неисчерпаемом по интонациям и фразировке», «о чисто артистической речи». «В течение одной и той же лекции лицо и тон Ключевского беспрестанно менялись в зависимости от того, что он говорил», - свидетельствует его слушатель А. Белов. Одно из очарований заключалось именно в переливах интонации, в модуляциях голоса, вспоминает один из слушателей: «Нельзя было не удивляться, как много мысли и мудрости, как много сути и содержания можно вложить в самую фонетику речи». В патетических местах голос Ключевского - вы думаете, возвышался? Нет! «Спускался почти до шепота, являя этим контраст с предыдущим изложением». Отъезд Ивана Грозного в Александровскую слободу рассказывался в обычном тоне, а вот страшный возврат из нее... Тут Ключевский рассказывал о событиях шепотом, как будто чтобы Грозный не услышал и не испепелил бы гневом. Присутствие вернувшегося страшного царя ощущалось чуть ли не за дверью аудитории. В драматических местах черные глаза Ключевского умели «сверкать огнем». «Изображая конфликт между Олегом и Аскольдом и Диром, Василий Осипович умел изобразить столкновение, происходившее между «законными» и «незаконными» представителями княжеской власти, самой интонацией голоса и игрой выразительного лица». Ученики вспоминали, что «из ничтожных остатков прошлого» Ключевский умел «создать живые образы людей и человеческих отношений» и казался «чем-то вроде колдуна или чародея». «Явно отжившие лица снова выступали действующими на исторической сцене во всей их индивидуальности, со всеми их достоинствами и недостатками, как действительные конкретные личности», в один голос говорили слушатели о Ключевском .

Художница Е. Д. Поленова писала в дневнике: «Сейчас возвратилась с лекции Ключевского. Какой это талантливый человек! Он читает теперь о древнем Новгороде и прямо производит впечатление, будто это путешественник, который очень недавно побывал в XIII - XIV веке, приехал и под свежим впечатлением рассказывает все, что там делалось у него на глазах, и как живут там люди, и чем интересуются, и чего добиваются, и какие они там» .

Лекции Ключевского в Училище живописи, ваяния и зодчества посещали художники В. А. Серов, А. М. Васнецов и другие. Среди учеников училища сложилось мнение, что знаменитый эскиз Серова «Петр I» создан художником под впечатлением лекций Ключевского о Петре и его эпохе.

Глубокое знание предмета и художественные особенности мышления позволяли Ключевскому как бы видеть то, о чем он говорил. Он конкретно представлял себе прошлое и воссоздавал его в воображении слушателей, но не просто как «картинку», а как основу своего научного вывода. Он проникал в строй старой жизни и зримым образом познавал ее. Он, по мнению современников, владел даром «художественного внушения».

Слушатели отмечают особые лекционные приемы Ключевского. Он умело оживлял и обострял внимание аудитории контрастностью переходов от одной интонации к другой. Так, лирический тон рассказа о каком-либо событии неожиданно сменялся у него едким сарказмом, выход из напряжения создавался нотой внезапного комизма, и «шелест смеха» пробегал по аудитории. Серьезное обобщение вдруг сменялось ярким конкретным штрихом, неожиданной метафорой, шуткой. Иной раз старинный термин пояснялся нарочитым «уподоблением» современности: начальника челобитного приказа XVI столетия вдруг назовет статс-секретарем у принятия прошений на высочайшее имя. Цель - и слегка рассмешить, и дать почувствовать подтекст значительной разницы, и сразу запомнить.

Царь Алексей Михайлович был обрисован лектором как человек сложного «переходного» времени. Он уже почувствовал возникновение некоторых новых задач, вставших позже во весь рост в царствование Петра I, но в то же время еще сильно скован русской стариной, старым строем и прежними обычаями. Он как бы занес одну ногу, чтобы сделать новый шаг, да так и застыл в этом неудобном положении. И не было слушателя, который не запомнил бы этого образа и соответственно основной его идеи. Десятки раз расходившиеся с лекций студенты наглядно изображали в коридоре «промежуточное» положение царя Алексея и, валясь с ног, под смех товарищей, обсуждали «переходные» особенности XVII века.

«Завидев вас на кафедре, мы целиком отдавались в вашу власть», - писали слушатели Ключевского.

Его аудитория, по впечатлениям свидетелей, «как бы по команде то грохочет от смеха, то замирает с улыбкой, готовой перейти в хохот, подавленный боязнью не расслышать дальнейших слов, пропустить точный текст к богатой мимике художника слова». Хорошо описывает один из моментов лекции его слушатель А. Белов: «Русский человек, - говорит Ключевский, - мог беспошлинно только родиться и умереть». Вдруг в его глазах зажигается веселый огонек, редкая бородка вздрагивает, как бы от внутреннего смеха, и с уст срывается добродушная насмешка: «Это была, конечно, финансовая непоследовательность, исправленная, впрочем, духовенством» .

Профессор Н. А. Глаголев, показывая мне свою запись лекции Ключевского, пояснял, что известное место, относившееся к платьям императрицы Елизаветы, Ключевский читал так: сосредоточенно наклонив голову над рукописью, будто боясь ошибиться в цифрах, он деловито произносил: «У нее в гардеробе было 15.000 платьев, два сундука шелковых чулок»... тут он прерывает цитату, поднимает голову, хитро смотрит на аудиторию и как бы «от себя» добавляет: «и ни одной разумной мысли в голове» (в «Курс» Ключевский этого не включил).

Огромный природный талант Ключевского был развит в процессе непрерывного труда. Преподавательский опыт он стал копить с самых ранних лет. Ведь он начал преподавать за копейки чуть ли не с десятилетнего возраста, а чисто лекторский, по-нашему «вузовский», опыт к началу его громкой и прочной славы середины 80-х годов уже насчитывал более полутора десятков лет.

Еще студентом он постоянно наблюдает за манерой чтения профессоров, отмечая для себя достойнее применения и отвергая ошибочные приемы. Любопытны характеристики лекторов, данные им на первом курсе «в одну из пятниц» в подробном письме к семинарскому другу Васеньке Холмовскому. Ключевский описывает манеру чтения профессоров, их внешний облик, делит на особые типы слушателей в аудитории. Ничто не ускользает от его внимания - ни внешность лектора, ни манера речи, ни реакция аудитории.

Вот общее движение, появляется профессор Федор Иванович Буслаев, общий любимец, «человек лет сорока - стриженый, здоровый... Начинает нюхать табак будто из-под руки, тишком, так забавно посматривая на слушателей. Вдруг как заголосит, так наивно, будто с возу упал...», - так оригинально начинается буслаевская лекция. Вот следующий лектор: «Входит Сергиевский, профессор богословия... Как передать тебе его наружность? Он еще молодой, лет 35-ти, смугл и бледен, сколько можно быть бледным смуглому лицу... Волосы его очень коротки; он зачесывает их спереди назад почти без ряда, как у Горизонтова (семинарский учитель. - М. Н.). Нарукавники, выбивающиеся из-под длинных и широких рукавов его рясы, поразительной белизны. Вообще он щеголь. Начинает он как-то басом, тихо, потом оживляется, все становится громче и громче и переходит во что-то среднее между обыкновенным, что называется, ни басом, ни тенором, и тем тонким голосом, которым говорит человек 15 - 16-ти лет...». А вот профессор Ст. В. Ешевский: «Он, по-видимому, очень слаб, худ, глаза бесцветны, вообще невзрачный. Ему лет 30 с небольшим. Но читает он прекрасно, то есть содержание его чтений прекрасно, а выговор его не очень хорош. Он говорит тихо, слабым голосом, некоторые слова произносит с трудом. Но заслушаешься этого человека»...

Ключевский наблюдает не только за профессорами, но и за слушателями. На кафедре - новоявленное философское чудо - профессор Юркевич, идеалист, ярый противник Н. Г. Чернышевского, враг материализма... А слушатели на чьей стороне? «Чрезвычайно любопытно, слушая его, оглянуться по сторонам на эти внимающие лики слушателей. Иной самые глаза выстроил так, что хочет проглотить вместе с лекцией профессора. Другой так себе, будто говорит: «Гм! Мы это знаем, нас не проведешь, нам это знакомо, а, впрочем, что же не послушать». А третий и глаз выстроить не умеет и равнодушным прикинуться сил нет; хочет быть тоже будто так себе, а видно, как у него лоб воротит, а ничего нейдет». Такие меткие наблюдения за аудиторией делал Ключевский еще молодым студентом. Накопление информации, ценной для будущего собственного лекционного опыта!

И в расцвете творческих сил Ключевский постоянно записывает наблюдения за приемами лекторского мастерства, вырабатывает его правила, сосредоточенно анализирует собранные данные, заполняет заметками о существе и приемах преподавания целые страницы. Кратко говоря, он сознательно изучает вопрос, вникает в него, а не просто отдается велениям интуиции.

Может быть, одну из главных тайн своего мастерства Ключевский раскрыл в таких словах: «Говоря публично, не обращайтесь ни к слуху, ни к уму слушателей, а говорите так, чтобы они, слушая вас, не слышали ваших слов, а видели ваш предмет и чувствовали ваш момент. Воображение в сердце слушателей без вас и лучше вас сладят с их умом». Смысл этого своеобразного совета - призыв к сотворчеству, к участию самих слушателей в добывании вывода из созданного лектором живого «лицезрения» фактов, реального процесса, который можно видеть. Это внутреннее видение фактов и заставляет «лучше», чем прямая формула преподавателя, добыть «самому» нужный научный вывод. Тут налицо особое, глубинное общение студента с исследовательским процессом преподавателя. Ключевский подчеркнул значение и одной из сил, создающих это общение: мало знать предмет, мало ясно его излагать, «чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь» .

Истинное научное творчество обязательно протекает в атмосфере высокого доверия ученого к слушателю его лекций, а слушателя - к ученому. Творческий процесс передачи знаний - дело жизни ученого. «Чтобы быть ясным, оратор должен быть откровенным», - пишет Ключевский . Открывать аудитории надо истинную суть мыслей своих и сомнений, а предлагать ей условно приемлемую ложь - такая не воспримется. Да слушатель и почувствует обман, доверие его исчезнет.

Лекционная работа была призванием Ключевского: «Я так и умру как моллюск, приросший к кафедре», - говорил он. И еще более ясный афоризм: «Я говорю красно, потому что мои слова пропитаны моей кровью» .

Особо выразительны записи, подводящие итоги размышлениям Ключевского о лекционном мастерстве, заметки, характеризующие результаты его опыта: «Развивая мысль в речи, - пишет он в 1890-е годы, - надо сперва схему ее вложить в ум слушателя, потом в наглядном сравнении предъявить ее воображению и, наконец, на мягкой лирической подкладке осторожно положить ее на слушающее сердце, и тогда слушатель - Ваш военнопленный и сам не убежит от Вас, даже когда Вы отпустите его на волю, останется вечно послушным Вашим клиентом» . Большой, сложный план действий высокого искусства! Написав слово «схему», или, может быть, перечитывая запись в целом, Ключевский остался не совсем удовлетворен избранным термином и написал над ним: «Кратк[ие] отчекан[енные] афоризмы». Концепция, конструкция основного костяка мысли - «схема» не должна быть «схематичной», сухой, безжизненной, она должна оформиться в афоризмы, да еще «отчеканенные», полные ясности. Как легко было запомнить слушателю такую схему и как прочно вмещала она излагаемые далее факты и их анализ.

Таким образом афоризмы, да еще «отчеканенные», по Ключевскому, нужны в работе лектора. Они несут в себе как бы сконцентрированную энергию, конденсированную мысль, мгновенно ложатся в память.

На афоризмах надо остановиться особо. Они были предметом внимательных забот Ключевского. Создавал он их не только для лекций. Он трудолюбиво оттачивал их в тишине кабинета и, отработав, записывал в книжечку под очередным номером. В нужном месте лекции со всем блеском случайного экспромта он бросал их в память аудитории, подтверждая, в частности, веселую истину, что лучшие экспромты тщательно готовятся.

Экспромты на исторические темы рождались в профессорской, в разговорах с коллегами, во время вечеринок, в перерывах между лекциями, при случайных встречах. Часто они разлетались по Москве, а потом и дальше. Иногда они были чрезмерно скептичны, но наводили на размышления. Иной раз повторять их было небезопасно, но они запоминались.

«Русские цари - мертвецы в живой обстановке».

«Франция революционная: братство народов без участия монархов. Старая Европа: братство монархов без участия народов...».

«Римские императоры обезумели от самодержавия; отчего имп[ератору] Павлу от него не одуреть?».

«Александр I: Свободомыслящий абсолютист и благожелательный неврастеник. Легче притворяться великим, чем быть им».

«Славянофильство - история двух-трех гостиных в Москве и двух-трех дел в московской полиции».

«Что такое диссертация? Труд, имеющий двух оппонентов и ни одного читателя».

«Из двух полоумных нельзя сделать одного умного».

«Если начальство посадит тебя на сковородку с раскаленными угольями, не думай, что ты получил казенную квартиру с отоплением» (ответ поздравляющим при назначении его проректором).

0 министре иностранных дел Извольском (был министром в 1906 - 1910 годах): «Понимаю затруднения Извольского: ни армии, ни флота, ни финансов - только ордена Андрея Первозванного...» .

Общение Ключевского с Ф. И. Шаляпиным служит развитию темы о Ключевском-лекторе - маге слова.

Шаляпин пел в «Псковитянке» Ивана Грозного. Работа над ролью шла трудно. «В то время, - пишет он в своей автобиографии «Страницы из моей жизни», - у меня не было такого великолепного учителя, как В. О. Ключевский, с помощью которого я изучал роль Бориса Годунова».

О своем творческом общении с Ключевским во время работы над ролью царя Бориса Шаляпин сам рассказывает дважды: подробно в «Страницах из моей жизни» и еще раз, с дополнительными подробностями, во втором автобиографическом произведении «Маска и душа» . Подготовка к роли шла в конце 90-х годов.

Шаляпин встретился с Ключевским в 1898 году. Лето Ключевский проводил во Владимирской губернии, снимая дачу у артистки Любатович. Неподалеку, в «егерском домике» того же имения поселился вместе с С. В. Рахманиновым Шаляпин. Они работали над ролью царя Бориса. Узнав, что Ключевский живет поблизости, Шаляпин попросил познакомить его с историком и с первого же момента встречи был им очарован. Ключевский встретил гостя радушно, напоил чаем и, когда артист попросил рассказать ему о Годунове, предложил отправиться гулять. «Никогда не забуду я эту сказочную прогулку среди высоких сосен по песку, смешанному с хвоей, - пишет Шаляпин. - Идет рядом со мною старичок, подстриженный в кружало, в очках, за которыми блестят узенькие мудрые глазки, с маленькой седой бородкой, идет, и, останавливаясь каждые пять - десять шагов, вкрадчивым голосом, с тонкой усмешкой на лице передает мне, точно очевидец событий, диалоги между Шуйским и Годуновым, рассказывает о приставах, как будто был лично знаком с ними, о Варлааме, Мисаиле и обаянии самозванца. Говорил он много и так удивительно ярко, что я видел людей, изображаемых им. Особенное впечатление произвели на меня диалоги между Шуйским и Борисом в изображении Ключевского. Он так артистически передавал их, что когда я слышал из его уст Шуйского, мне думалось: «Как жаль, что Василий Осипович не поет и не может сыграть со мною князя Василия!».

Шаляпин образно и глубоко передал впечатление об артистической особенности перевоплощения Ключевского. В этом была одна из тайн его обаяния как лектора.

С большой глубиной и ясностью Шаляпин передает нам в рассказе ту концепцию Бориса Годунова, которую развивал перед ним Ключевский: «В рассказе историка фигура царя Бориса рисовалась такой могучей, интересной. Слушал я и душевно жалел царя, который обладал огромной силой воли и умом, желал сделать Русской земле добро и создал крепостное право. Ключевский очень подчеркнул одиночество Годунова, его яркую мысль и стремление к просвещению страны. Иногда мне казалось, что воскрес Василий Шуйский и сам сознается в ошибке своей, - зря погубил Годунова».

Встреча зашла за полночь. «Переночевав у Ключевского, я сердечно поблагодарил его за поучение и простился с этим удивительным человеком. Позднее я очень часто пользовался его глубоко поучительными советами и беседами».

В работе «Маска и душа» Шаляпин дополняет рассказ о встрече новыми подробностями. «Тонкий художник слова, наделенный огромным историческим воображением, он оказался и замечательным актером». Ключевский в этой незабываемой беседе играл Василия Шуйского: «Остановится, отступит шага на два, протянет вкрадчиво ко мне - царю Борису - руку и так рассудительно, сладко говорит (тут Ключевский цитирует пушкинские строки из разговора Шуйского с Годуновым: «Но знаешь сам, бессмысленная чернь изменчива, мятежна, суеверна...» - почти до конца реплики, рисуя возможность того, что народ поверит Самозванцу...). Говорит, а сам хитрыми глазами мне в глаза смотрит, как бы прощупывает меня, какое впечатление на меня произвели его слова, - испуган ли я, встревожен ли? Ему это очень важно знать для своей политической игры. И я понимал, что, когда говорит такой тонкий хитрец, как Шуйский, я, Борис, и слушать его должен как слушают ловкого интригана, а не просто бесхитростного докладчика-царедворца». Так характеризовал лекторский дар Ключевского величайший знаток артистического мастерства.

В театре партию Шуйского исполнил артист Шкафф, интеллигентный и хорошо понимавший роль певец. А Шаляпин все-таки думал: «Эх, если бы эту роль играл Василий Осипович...».

3 декабря 1903 года в бенефис Шаляпина в Большом театре шел «Борис Годунов». После спектакля Шаляпин пригласил гостей на ужин в ресторан Тестова «почти напротив театра». «Участвовало много народу по приглашению», - вспоминает писатель Н. Д. Телешов, - «человек до ста». Было много речей, «особенно значительной была речь знаменитого историка профессора Василия Осиповича Ключевского, который рассказал, как готовился к своим ролям Шаляпин, как просил помочь ему уяснить образы Годунова и Грозного, психологию этих образов, как он вдумчиво вникал во всё и как работал... Этого никто не знал». Жаль, что речь Ключевского о Шаляпине осталась незаписанной и мы знаем о ней лишь по воспоминаниям современников.

Хочется добавить несколько штрихов к личной характеристике Ключевского - ведь владеет лекторским мастерством живой человек, и его личный облик нельзя отъединить от лекционного труда.

Перейдя рубеж своего пятидесятилетия, Ключевский полностью сохранил невероятную трудоспособность. Она поражала учеников, куда более молодых, они не могли угнаться за стареющим учителем. Один из них вспоминает, как, проработав долгие часы вместе с молодежью поздним вечером и ночью, Ключевский появлялся утром на кафедре свежим и полным сил, в то время как ученики еле стояли на ногах.

Конечно, он иногда и прихварывал, жаловался то на воспаление горла, то на простуду, его начали раздражать сквозняки, продувавшие лекционный зал на курсах Герье, бывало, что болели зубы. Но он называл свое здоровье железным и был прав. А иной раз, ища более сильный эпитет, величал свое здоровье «свинцовым». Не очень-то соблюдая правила гигиены (работал ночами, не щадя глаз), он тем не менее создал про нее оригинальный афоризм: «Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья». О работе было другое изречение: «Кто не способен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни, как узурпатор бытия». Оба афоризма относятся к 1890-м годам.

Память его была поразительна. Однажды, поднимаясь на кафедру для доклада на каком-то публичном научном торжестве, он споткнулся о ступеньку и выронил листки своих записок, они веером разлетелись по полу, их порядок был в корне нарушен. Листки еще раз перемешали при сборе бросившиеся на помощь профессору слушатели. Все взволновались за судьбу доклада. Только Анисья Михайловна, жена Ключевского, сидевшая в первых рядах, сохраняла полное спокойствие: «Прочтет, прочтет, он все наизусть помнит», - невозмутимо успокаивала она соседа. Так и вышло. А ведь это был новый, только что написанный доклад.

Мельчайший, но очень отчетливый «бисерный», пожалуй, даже мельче бисера, почерк, записи острейше отточенным карандашом долго свидетельствовали о хорошем зрении. Читать архивные рукописи Ключевского мешает не его почерк - он безупречен, как бы мелок ни был, а стершийся от времени карандаш. Лишь в последние годы его жизни почерк стал более крупным, с преимущественным употреблением пера и чернил. «Уметь разборчиво писать - первое правило вежливости», - гласит один из афоризмов историка. На письменном столе у него не было какой-нибудь массивной чернильницы на мраморной доске, а стоял пятикопеечный пузырек чернил, куда он макал перо, как некогда в семинарские годы.

Фотография 1890 года воспроизводит некоторые новые черты его внешнего облика: по-прежнему за стеклами очков - живые, необычно проницательные темные, «острые» глаза, так и готовые уловить приметную черту собеседника, особенно смешную. Остается характерной сосредоточенность в себе, удивительно соединенная с зоркой наблюдательностью внешнего мира. Некогда «взлелеянные» баки уже слились с общим обрамлением лица бородой, или, скорее, бороденкой, видимо, мало занимающей ее обладателя. Перед вами - типичное лицо «разночинца», без малейших примет холености, заботы о внешности, обычных для дворянских физиономий. Походка, по наблюдениям студентов, осталась деловой, скромной, осторожной и одновременно быстрой; идет и не замечает влюбленных взглядов слушателей, торопится на лекцию, занят серьезным делом.

Поколения сельского духовенства, впитав привычки бедняцкой простой и непритязательной жизни, оставили особую печать на внешности Ключевского, его быте. Уже давно мог бы он гордо нести свою славу, чувствовать себя знаменитым, любимым, незаменимым, но нет и тени высокой самооценки в его поведении, даже напротив - подчеркнутое игнорирование славы. От аплодисментов он «хмуро и досадливо отмахивался».

Знаменитый профессор, давно уже не стесненный нехваткой денег, ходил в старенькой, поношенной шубе. «Что же шубы-то новой, Василий Осипович, себе не заведете? Вон потерлась вся», - замечали приятели. - «По роже и шуба», - лаконично отвечал Ключевский. Он не любил обязательного синего вицмундира с золотыми пуговицами, в котором вынужден был все же в иные университетские годы, согласно требованиям начальства, появляться на лекциях, он презирал этот «форменный фрак». Когда сослуживцы по-приятельски указывали ему на «пыльные пятна» на этом «фраке», Ключевский стрелял в них изречением: «И на солнце не без пятен». В официальной жизни Ключевский предпочитал черные сюртуки, но шил их у дешевых портных. Пиджаков он никогда не носил, разве что в молодости. А дома, где было холодновато, ходил в немыслимых самодельных кацавейках и длинных кофтах, сохранявших ему тепло.

Невзрачность внешнего вида явилась однажды причиной некоторого столкновения с полицией. Как-то во время студенческих волнений полицейские, оцепившие университет, очевидно, приняв Ключевского за мелкого канцеляриста, не хотели пропустить его в здание. Он рассказывал об этом так:

«- Нельзя, - говорит околоточный.

Да мне нужно!

Мне необходимо,

Околоточный, с издевкой:

Вы что, может быть, профессор?

И. А. Артоболевский рассказывал: «Известная богачка Морозова, с сыном которой когда-то занимался Ключевский, предлагала ему «в качестве презента» коляску и «двух дышловых лошадей». «И все-таки я отказался... Помилуйте, разве мне это к лицу?.. Разве не смешон был бы я в такой коляске?! Ворона в павлиньих перьях...» .

На лекции в университет Ключевский ездил на извозчике. Московские извозчики делились тогда на обыкновенных «ванек» и «лихачей». Лихачи обладали щегольскими пролетками, сами понаряднее одевались, а колеса у них были, как они говорили, «на шинах», иначе на «дутиках», ездили мягко, не тарахтели по мостовой. Ключевский всегда ездил только на «ваньках». «Знакомые «ваньки» уже знали его лекционные часы и поджидали на углу. По дороге профессор нередко вел с «ваньками» оживленные беседы. Ездил Ключевский по своим делам и на «убогой московской конке», причем «забирался и на империал». Конка, как вспоминает один из его учеников А. И. Яковлев, отличалась тогда бесконечными простоями чуть ли не на каждом разъезде. В Троице-Сергиеву лавру для преподавания в духовной академии Ключевский ездил по железной дороге, всегда в третьем классе, самом дешевом, в толпе богомольцев. Поглядывая на окружавшие Лавру деревни, где почему-то преобладали безмужние матери с детьми, он бросал лаконичное определение: «Творения святых отцов». В лаврской гостинице в определенные дни недели заранее удерживали на необходимые ему два дня очень скромный номер за полтинник в день, все тот же, в котором он останавливался, когда только начал работать в академии молодым преподавателем.

После лекции «у Троицы в Академии» Ключевский иной раз катался на каруселях вместе с крестьянскими парнями.

Лекции в университете Ключевский читал в четверг и субботу, поездки в духовную академию занимали понедельник и вторник, очевидно, среда и пятница принадлежали женским курсам и где-то в почти немыслимые «свободные» не дни, а, скорее, часы умещалось все остальное.

А к лекциям надо готовиться! Эта ежедневная загруженность лекционным трудом имеет прямое отношение к лекторскому мастерству Ключевского. Он как пианист, чье искусство требует ежедневных упражнений, каждый день трудился, совершенствуя и оттачивая свое любимое мастерство.

То, что он любил его - несомненно, в этом одна из тайн самого мастерства и лекторского успеха.

Статья из сборника: Этюды о лекторах, М., «Знание», 1974.

Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вместе почитаем последний раздел 73-й главы полного собрания его лекций по русской истории. Благо это не займет много времени — ведь историк посвятил Петру Третьему всего пару страниц.

Ключевский: Не оплакало ее (тетушку Елизавету — Е. П.) только одно лицо, потому что было не русское и не умело плакать: это — назначенный ею самой наследник престола — самое неприятное из всего неприятного, что оставила после себя императрица Елизавета.

Е.П.: Итак, НЕрусские плакать не умеют. Таким «серьезным» научным тезисом начинает профессор свой труд. Не менее научна и его характеристика исторического деятеля — ведь царь — это всегда исторический деятель, правда? — как «самое неприятное из всего неприятного». Вот, к примеру, про Гитлера и Сталина — весьма неприятных исторических персонажей — тома написаны, чтобы их «неприятность», и без того казалось бы очевидную, доказать с помощью фактов. А Ключевскому факты не нужны. Сказал — как отрезал!

Ключевский: Этот наследник, сын старшей Елизаветиной сестры, умершей вскоре после его рождения, герцог Голштинский, известен в нашей истории под именем Петра III. По странной игре случая в лице этого принца совершилось загробное примирение двух величайших соперников начала XVIII в. Петр III был сын дочери Петра I и внук сестры Карла XII. Вследствие этого владельцу маленького герцогства Голштинского грозила серьезная опасность стать наследником двух крупных престолов, шведского и русского.

Е.П.: То есть, «владельцы маленьких герцогств» априори не приспособлены к большим престолам? А как же, к примеру, Виндзоры? Ведь английский королевский дом принадлежит к той же Ольденбургской династии, что и Петр Третий — и ничего! Справились- таки с «серьезной опасностью» и успешно приспособились к крупному престолу!

К.: Сначала его готовили к первому и заставляли учить лютеранский катехизис, шведский язык и латинскую грамматику. Но Елизавета, вступив на русский престол и желая обеспечить его за линией своего отца, командировала майора Корфа с поручением во что бы ни стало взять ее племянника из Киля и доставить в Петербург. Здесь Голштинского герцога Карла-Петра-Ульриха преобразили в великого князя Петра Федоровича и заставили изучать русский язык и православный катехизис. Но природа не была к нему так благосклонна, как судьба: вероятный наследник двух чужих и больших престолов, он по своим способностям не годился и для своего собственного маленького трона. Он родился и рос хилым ребенком, скудно наделенным способностями. В чем не догадалась отказать неблагосклонная природа, то сумела отнять у него нелепая голштинская педагогия.

Е.П.: Про «нелепую» педагогику родины «Готторпского глобуса», Адама Олеариуса, и одного из старейших университетов мира я уже говорила в предыдущем посте. Что касается болезненности Петра, то об этом и самом деле сообщает Екатерина, которая знала Петра — своего троюродного кузена — еще с детства, Она пишет: «ungesundes Aussehen und schwächliche Konstitution», что в буквальном переводе с немецкого означает «нездоровый внешний вид и телесная слабость». Это вполне справедливое наблюдение подтверждается юношескими портретами Петра — он и в самом деле ни здоровьем, ни физической силой не отличался. Но в пассаже Ключевского эта «болезненность», подмеченная Екатериной, загадочным образом превратилась в слово «хилость», которое в русском языке обозначает чуть больше, чем одно только физическое нездоровье. От «хилости» как-то уж совсем неожиданно образовалась и «скудная наделённость способностями». В результате дальнейшей словесной эквилибристики у Ключевского получилось, что «хилость» и вообще препятствует развитию личности — интеллекта, кругозора, получению образования и т. д. Знал бы об этом «открытии» русского историка бедолага Эйнштейн, который тоже был человеком щупленьким и болезненным, да еще и скрипачом, как Петр — не стал бы и пытаться открывать свою теорию относительности! Здоровьем не вышел? Знай свое место, куды прёшь!

Ключевский: Рано став круглым сиротой, Петр в Голштинии получил никуда негодное воспитание под руководством невежественного придворного, который грубо обращался с ним, подвергал унизительным и вредным для здоровья наказаниям, даже сек принца.

Унижаемый и стесняемый во всем, он усвоил себе дурные вкусы и привычки, стал раздражителен, вздорен, упрям и фальшив, приобрел печальную наклонность лгать, с простодушным увлечением веруя в свои собственные вымыслы, а в России приучился еще напиваться.

Е.П.: Про «никуда негодное воспитание» мы уже говорили — не стану повторяться. А второй абзац давайте разбирать дословно.

Утверждение, что Петр в Киле был «унижаемый и стесняемый во всем» родилось под влиянием Екатерины. Она пишет: «он не любил никого из своих приближенных, потому что они его стесняли». В чем стесняли — не уточняется. Ключевский решил, что «во всем». Екатерина так же пробует себя в роли психолога: « Приближенные хотели выставить этого ребенка взрослым и с этой целью стесняли и держали его в принуждении, которое должно было вселить в нем фальшь, начиная с манеры держаться и кончая характером». Вот собственно и все, что сказала императрица по поводу его характера. Позже, правда. она указывает еще на его ребячливость. Ключевский на оснований этих весьма скромных заметок характеризует своего героя одним мощным мазком: у него были « дурные вкусы и привычки, стал раздражителен, вздорен, упрям и фальшив, приобрел печальную наклонность лгать»

Я вполне могу согласиться с тем, что подросток, ставший круглым сиротой в 11 лет, был раздражителен и упрям. Да и как не стать, когда такое в семье творилось: мать умерла сразу после рождения, отец умер когда ему было 11 лет, а опекуны — сами знаете, что это такое. Врагу не пожелаешь такого детства! Но можно узнать. о каких «дурных вкусах и привычках» идет речь? О вкусах на что — на еду, на одежду, на литературу, на людей? О привычках — каких конкретно? Ответа Ключевский не предлагает.

Но это пожалуй и все, что УТВЕРЖДАЕТ о Петре Екатерина. В остальном она очень осторожно говорит — я СЛЫШАЛА, как говорили про него то-то и то-то. Например, она СЛЫШАЛА, как говорили, будто юноша допивал остатки вина из бокалов гостей на семейном рауте в Ойтинском замке. Она не рискует напрямую сказать, что она ВИДЕЛА, как он это делал. Осторожность ее оправдана. Представим себе высочайшее собрание в герцогском замке по поводу первого выхода в свет наследника: герцоги, епископы, генералы, полно слуг, учителей, воспитателей — и вдруг этот наследник, жемчужина и надежда крупнейшей династии, на глазах у всех хватает чей-то грязный бокал и допивает остатки? Помилуйте! Да кто же такое позволит? А если бы что-нибудь подобное и произошло — то носило бы характер исключительный, и объяснять этот инцидент следует не «дурными вкусами и привычками», а, скорее, подростковым демаршем — учитывая вышеперечисленные тяжелые условия жизни данного подростка. Не понаслышке зная о строгости нравов в аристократических семьях Северной Европы, Екатерина соблюдает осторожность — ведь ей нужно, чтобы её словам поверили. А Ключевскому осторожность ни к чему: один крайне сомнительный, непроверенный и недоказанный эпизод в биографии — и историк уже сделал вывод о «дурных вкусах и привычках», как о стабильном свойстве личности Петра!

Далее историк утверждает, что был Петр «фальшив», «приобрел печальную наклонность лгать, с простодушным увлечением веруя в собственные вымыслы». Возникает закономерный вопрос: что именно, кому, при каких обстоятельствах солгал юноша Петр? Но Ключевский, по своему обычаю, никаких фактов в пользу своих утверждений не приводит. Похоже, что историк пришел к подобному выводу, основываясь на упоминаемом Екатериной рассказе Петра, как он вместе с отцом и другими аристократами изгоняли из герцогства цыган — незваных и по тем временах опасных пришельцев. Екатерина посчитала этот рассказ своего мужа выдумкой — и была неправа. Сие событие действительно имело место в жизни Петра, который с детства изучал военное дело и сопровождал отца во всех его военных предприятиях. Проверить правдивость сего рассказа Ключевский не мог — ведь для этого историку пришлось бы поехать в Гольштинию и там читать документы на старо-немецком языке. Любой честный историк, озабоченный поисками правды, в такой ситуации высказался бы по-другому: дескать, сохранилось упоминание о якобы имевшем месте таком-то происшествии, на основании которого и со слов такого-то можно предположить, что… — ну, и так далее. Кроме того, один эпизод никак нельзя считать наклонностью — согласитесь, что наклонность подразумевает многократно повторяющееся действие.

То же и о якобы имевшей место «привычке Петра напиваться»: никаких свидетельств о пристрастии Петра к алкоголю не существует. Есть лишь утверждение Екатерины, что в комнатах Петра постоянно собирались друзья, что оттуда до нее доносился шум веселья, и что Петр редко доживал до ужина трезвым. Но есть также и воспоминания Штелина, воспитателя Петра, который говорит, что молодой человек вообще не переносил алкоголя по состоянию здоровья и в его бокал вместо Токайского вина наливали схожий с этим вином по цвету желтоватый березовый сок. Также Штелин упоминает, что Петр любил разыгрывать за столом смешные сценки и пародировать выпивших гостей. Кому из этих двоих верить — озлобленной супруге с не вполне чистой совестью или старому безобидному профессору? Очевидно, что выбор должен быть сделан в пользу второго.

И выходит, что это не Петр, и даже не Екатерина, а сам Ключевский «приобрел печальную наклонность лгать, с простодушным увлечением веруя в свои собственные вымыслы»!

Ключевский: «Уже будучи женат, в России, — пишет Ключевский, — он не мог расстаться со своими любимыми куклами, за которыми его не раз заставали придворные посетители. Он не знал и не хотел знать русской армии, и так как для него были слишком велики настоящие, живые солдаты, то он велел наделать себе солдатиков восковых, свинцовых и деревянных и расставлял их в своем кабинете на столах с такими приспособлениями, что если дернуть за протянутые по столам шнурки, то раздавались звуки, которые казались Петру похожими на беглый ружейный огонь».

Дело в том, что Петр Федорович действительно «играл в куклы». Но куклы это были непростые. Екатерина, не понимая о чем говорит, называла этим словом миниатюрные макеты армий и вооружений, принадлежащие Петру. Вообще, изображения солдат, обмундирования, армейского вооружений имелись тогда в той или иной форме у каждого уважающего себя европейского аристократа. О чем Ключевский, конечно же, не знал, да и знать не мог — он предпочел не выезжать из России для учебы в европейских университетах, как делали все его коллеги, и представление об Европе имел самое отдаленное. Объяснял он это своим глубоком патриотизмом. На самом же деле, Ключевский, как свидетельствует его ученик Милюков, просто не знал ни одного европейского языка.

Коллекция «кукол» Петра, к сожалению, не сохранилась — точнее сказать, была уничтожена его убийцами. Но остались ее описания, из которых следует, что кроме резных и литых фигурок в коллекции были и механические — работы немецких мастеров. Изучая военное дело, он, как и все европейские правители — они же главные военно-командующие своих стран — собирал эту коллекцию много лет и с ее помощью разыгрывал в учебных целях версии сражений на специальном столе огромного размера. В коллекции Петра были армии разных стран, в том числе и русская. Он прекрасно знал о положении дел в русской армии. Знал и про жестокость по отношению к солдатам, и про голод, и про устаревшее вооружение, и про недостаток экипировки, про отсутствие профессиональной подготовки у командиров, громоздкость структур, отсутствие финансирования, не говоря уже о флоте, который не обновлялся в течении 50-лет. Именно его глубокой информированностью о состоянии армии объясняется его намерение провести армейские реформы. Петр, как известно, не успел осуществить намеченное — он лишь начал реструктуризацию подразделений и перераспределение финансирования. Продолжил реформу армии сын Петра император Павел.

Вполне понятно, что в глазах юной Екатерины все это выглядело бессмысленной детской забавой — солдатиков на столе расставлять и из игрушечных пушечек палить. Она ведь тогда не знала, что вскорости сама станет императрицей и её обязанностью, в том числе, будет знание своей армии и содержание её в готовности к военным действиям.

Совсем не понятно, что имеет ввиду историк Ключевский, говоря, что «для него были слишком велики настоящие, живые солдаты». У Петра была своя гвардия — русская и еще 1500 тысячи солдат и офицеров прибыли из Гольштейна. В Ораниенбауме рядом с домом, где он жил, были выстроены тренировочные крепости, находились склады оружия, конюшни. Там же располагались казармы. С настоящими, живыми солдатами, с которыми Петр регулярно проводил военные учения. Так кто кому был велик?

Но продолжим чтение.

Ключевский: Сосед Пруссии по наследственному владению, он увлекался военной славой и стратегическим гением Фридриха II.

Е.П.: Ключевский мировой истории не знал и знать не хотел. Он был не в курсе, что в те годы перед военной славой и стратегическим гением Фридриха преклонялся весь мир — и Европа, и Америка. Фридрих был героем своего времени, как впоследствии Наполеон. Екатерина также чрезвычайно уважала Фридриха и находилась с ним в постоянной переписке. Более того, именно Фридрих приложил все усилия для того, чтобы она, бедная принцесса, была выбрана в жены наследнику русского престола. В благодарность женщина должна была делать самую малость — немножко шпионить для старого друга. Ничего зазорного в отношении Петра Третьего к Фридриху нет и быть не может.

К.: Считая для себя образцом армию Фридриха II, Петр старался усвоить себе манеры и привычки прусского солдата, начал выкуривать непомерное количество табаку и выпивать непосильное множество бутылок пива, думая, что без этого нельзя стать «настоящим бравым офицером».

Е.П.: Действительно, у аристократов Северной Европы было принято жить по-казарменному. Петр следовал этой традиции, усвоенной еще в детстве, — ведь его с ранних лет готовили к военной деятельности. Он носил военную форму, имел разные виды оружия, руководил постройкой военных сооружений. Суровые походные условия, жизнь в казарме были ему отнюдь не в тягость. Только, что ж в этом плохого? Ведь в 17-м столетии войны в Европе практически не прекращались, и правители — как крупные так и поменьше — вынуждены были постоянно быть наготове выступить в военный поход. К этому же они приучали и своих сыновей. По поводу «манер и привычек прусского солдата» у меня возражений нет. Только не понятно, за что именно историк критикует нашего героя? В возрасте 16 лет Петр перенес тяжелейший плеврит, еле выжил, и всю жизнь мучился кашлем, но все равно — по уже упомянутой немецкой традиции - ночевал в холодных казармах вместе со своими солдатами, с ними ел их простую пищу. И, к сожалению, курил «непомерное количество табаку», хотя этого ему категорически не следовало делать. Штелин пытался образумить воспитанника, призывал его подумать о своем здоровье. Но Петр считал — и вполне справедливо — что правитель должен во всем разделять участь своих солдат. Все это характеризует Петра как хорошего правителя и серьезного военно-командующего. Очевидно, подобное соображение в голову историка не приходило. Как уже отмечалось, мировой историей он не интересовался и про войны в Европе мог и не знать.

К.: Он завел особую голштинскую гвардию из всякого международного сброда, но только не из русских своих подданных: то были большею частию сержанты и капралы прусской армии, «сволочь, — по выражению княгини Дашковой, — состоявшая из сыновей немецких сапожников».

Е.П.: Здесь Ключевский основывается на высказанной княгиней Дашковой в запальчивости характеристике тысячи человек из голштинской гвардии царя как «сволочи, состоявшей из сыновей немецких сапожников». И, по своей привычке преувеличивая, приходит к абсурдному утверждению, что гвардия состояла из «всякого международного сброда». Во-первых, о «международном» не может быть и речи: голштинская гвардия была переправлена из Киля в Петербург на кораблях по Балтийскому морю в своем оригинальном составе и никаких других национальностей, кроме немецкой, там не присутствовало. Во-вторых, каждому читателю очевидно, что «сыновья немецких сапожников» — это такая метафора. Дашкова конечно же понятия не имела, чьими сыновьями на самом деле являлись голштинские солдаты и офицеры, да она и не претендовала на фактическую точность. Во время своих исследований в сегодняшней Голштинии мне удалось разыскать потомков «сволочи» и заглянуть в их семейные архивы. И выяснилось, что один из офицеров, к примеру, был сыном пастора, другой — сыном ректора университета. Следов сыновей немецких сапожников обнаружить не удалось, хотя не исключено, что таковые в гвардии Петра тоже имелись. Но даже и без дополнительных розысков ясно, что благородная княгиня выразилась в переносном смысле. Удивляет лишь, как этого мог не понять профессор Ключевский? Нельзя не задаться вопросом, имеет ли право серьезный ученый-историк использовать подобное высказывание в качестве исторического факта и основывать на этом научный тезис?

Index

1 0 0

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Василий ключевский полный курс лекций по истории россии. Василий Ключевский: «Эту страну трудно изучать и еще труднее управлять ею…» (Виталий Топчий)

Лекции по русской истории:

Выбор Редакции